Прощай Королева

Не помню от кого и каким образом в детстве, в Сибири, в Кемерово досталась мне монетка. И не просто иностранная, а австралийская. Беленькая, блестящая. Десять центов. Она сразу стала драгоценностью и заняла своё место в коробочке рядом с парой гранёных цветных камешков, магнитом, куском горного хрусталя и военной медной пуговицей с якорем. Мне была показана на карте Австралия, было растолковано как далеко она находится, что именно там живут кенгуру и антиподы, то есть люди, которые под нами вверх ногами. Сколько раз я засыпал с этой монетой под подушкой, сколько времени я мечтательно её разглядывал, как приятно было держать и вертеть её пальцами.

На ней с одной стороны было изображение птицы, а с другой женский профиль в короне. Женщина та не была молодой или пожилой, не была красивой или некрасивой, она была прекрасна и величественна. Тогда в моей жизни появилась Английская королева. До неё королевы были только в сказках, в основном, коварные, ещё на потёртых бабушкиных игральных картах. Те королевы были сильнее валета, но слабее короля, а эта была Английская и она жила в Англии. Жила одновременно со мной и её профиль был на монете, на которую в Австралии можно было что-то купить.

На доступных мне монетах никаких людей не было. Только на увесистом рубле был профиль Ленина. Но рубль был мне недоступен, профили Ленина были повсюду, и ничего интересного и удивительного с Лениным связано не было. Он уже не жил, и перед его изображением нужно было благоговеть. А это было скучно. Любоваться же им было нельзя. Рубль хотелось, а благоговеть нет. Королевой же можно было любоваться.

Читать далее…


17 февраля.

Сегодня у меня день рождения… Большую часть января и половину февраля прожил в родном городе Кемерово. Ставил спектакль «Весы» с кемеровским и новокузнецким драматическими театрами. Пережил за время этой работы многое. И вот написал текст, посвящённый этим переживаниям.

Это очередной текст написанный мною ко дню рождения. Эссе. Или длинный тост. Как всегда — обращённый к детству. «Деревья не были большими».

  Деревья не были большими.

                                                      1.

Я впервые за двадцать лет вернулся в город, в котором родился… Нет, я приезжал в Кемерово много раз после того, как уехал далеко в Калининград. Уехал жить. Уехал навсегда. 

Но я впервые за эти годы вернулся надолго, на месяц, и чтобы поработать. Приехал поставить спектакль в областном драматическом театре, в котором когда-то с детским садом ходил на сказки, потом школьником на скучные, унылые и непонятные мне спектакли. Театр сей описан мною в романе «Театр отчаяния. Отчаянный театр». Ещё я впервые жил в родном городе долго в гостинице. В той самой, которая на набережной, и которая описана мной в рассказе «Шрам». Именно в той, которая казалась мне прежде чем-то из недоступной жизни. 

Я впервые жил на набережной реки Томи, которой посвящена повесть «Реки». На эту набережную когда-то меня возили родители с окраины. Мы ездили на набережную, чтобы погулять. Всегда ехали нарядные, и я каждый раз предвкушал мороженое и радость выходного дня. 

В Кемерово мало красивого. Но набережная красивая. И ведущие к ней улицы красивые, особенно, улица Весенняя, которая заканчивается памятникам Героям войны и Вечным огнём. У этого огня я давным-давно стоял в почётном карауле старшеклассников и страшно гордился тем, что мне выпала такая честь. 

Читать далее…


Не получается быть европейцем.

Здравствуйте!
Вот отпуск заканчивается. А я в очередной раз убеждаюсь, что очень хочу отдохнуть по-европейски, и ни черта у меня не получается.

Уже давным-давно, как только я впервые соприкоснулся на летнем отдыхе с европейцами, я сразу захотел научиться отдыхать, как они, действовать, как они, распределять свои временные, физические и финансовые возможности, как они. Нет!!! Результат даже не нулевой, а отрицательный.

Что я имею в виду?…
Во-первых, европейцы умеют вставать рано, когда летний зной ещё не вжарил и не стал опасен раковыми заболеваниями кожи, и отправляться на утреннее купание и солнечные ванны. При этом они не ленятся тратить время, чтобы тщательно намазаться именно утренним кремом для загара.

Они умеют долго и неторопливо плавать, не снимая солнечных очков и шляп, беседовать в воде, а потом загорать обязательно в лёгкой тени зонтика с книгой в руках.

Они умеют вовремя отобедать, поспать, сходить на вечернее купание, не перепутав утренний крем для загара с вечерним, а потом переодеться в лёгкие льняные ткани и явиться к ужину. При этом, умудряются заказать на ужин то, чего не ели в обед, запить это бутылкой вина на четверых, потом выпить по коктейлю, очень при этом веселясь, и непрерывно разговаривать с теми, с кем ещё утром беседовали, купаясь, в море. И так две недели…

У меня так не получается. Я не могу так рано проснуться, потому что перед этим непременно поздно усну по причине нового знакомства и бессчётного количества коктейлей.

Я выхожу к морю в самую жару, конечно же, забыв крем или взяв не тот. Затем я очень быстро куда-то плыву и быстро выхожу на берег, потому что плаваю нетехнично, моментально устаю, а главное – мне не весело. Мне никогда не удаётся установить зонтик, чтобы под ним было удобно и комфортно.

Читать у меня на пляже не получается. Без солнцезащитных очков слишком ярко, а в очках слишком темно. Мне сразу становится невыносимо жарко. Никогда не могу найти удобного положения на лежаке. Если читаю сидя, то быстро затекают ноги, и с носа на книгу падает пот. Если лёжа на животе, то пот опять капает. А если на спине – то засыпаю и обгораю… Хотя обгораю в я любом случае.

К тому же читать на пляже никогда не получается. У нас не продаются книги, подходящие для пляжного отдыха, они продаются в Европе. Книги, которые я беру к морю либо очень глупые, либо слишком умные. А у европейцев книжки нарядные и всегда бестселлеры.

Читать далее…


Посвящение Жванецкому в день рождения.

Здравствуйте!
Михаил Михайлович принял мой подарок и с радостью разрешил опубликовать моё ему посвящение. Вот оно. Ещё раз, с Днём Рождения Михаил Михайлович!!!

ПОПЫТКА РАЗГОВОРА БОГА С ЖВАНЕЦКИМ

Читать далее…


17 февраля.

17 февраля. 2017 год. Мне сегодня 50. К этому дню, дате и новому моему временному рубежу я написал… это произведение. Это посвящение времени, но ни в коем случае не возрасту.


Я живу давно.

Вот мне и 50 лет. Полвека. Что это значит? А это значит лишь то, что я живу давно. Вот и всё.
Я не подвожу итоги. С какой стати? Я не чувствую в себе признаков старости. Я не ощущаю себя пожилым человеком. Просто я знаю, что живу давно. Полвека. Есть именно это знание. Особых ощущений пока нет, но само это знание удивляет.

Несколько лет назад я заметил, что работники железной дороги, метрополитена и коммунальных служб практически перестали обращаться ко мне «молодой человек». А на сегодняшний день и вовсе прекратили. До 45 лет я слышал такое к себе обращение часто.
В зеркале я не вижу существенных отличий от того, что в нём отражалось пять лет назад, но людям виднее.

Глядя на тех, кому также, как мне, 50 или около того, я чаще всего думаю, что их полтинники гораздо очевиднее моего, и что мне пока мой возраст ни за что не дать. Но люди его мне дают. А молодые дают даже с перебором. Легко и щедро.

Моему деду Борису Васильевичу, когда я родился, было 48. И он сразу стал Дедом. Когда ему исполнилось 50, я уже вовсю его звал Деда – и больше никак. Деда был старый. Он всегда был для меня старым.

В школьные годы, в годы юности человек, которому 50, ощущался бесконечно взрослым, а то и просто стариком, в зависимости от внешнего вида, количества зубов, волос и состояния одежды. Вот и мне 50. А я знаю, что директору нашей школы, когда я из неё выпускался, не было и сорока шести. Но она была директор школы! Тётка. Почти бабка, для нас семнадцатилетних.

Я давно живу. Я родился в год пятидесятилетия Февральской и Октябрьской революций. Теперь 50 мне, а революциям исполняется 100.

Когда-то на уроках истории мне казалось, что революция была давным-давно, хотя к нам приходили в школу старенькие люди, которые революцию, по их словам, вершили в наших далёких от Петрограда таёжных местах. Я смотрел на тех людей как на одряхлевших былинных богатырей.

Революция была в моём сознании таким великим событием, что казалась чем-то древним и незапамятным, наряду с Куликовской битвой. Ну а то, что было до революции, казалось мрачным, тёмным, беспросветным и древним, как времена до нашей эры. Так что поэт Некрасов виделся мне в истории где-то рядом с Гомером. Только Некрасов был помрачнее. А дореволюционная история казалась куда беспросветнее весёлых и интересных мифов Древней Греции.

Читать далее…