Тбилиси

11 февраля 2011 02:25 pm

Здравствуйте!

Когда ездил в Грузию, взял с собой фотоаппарат. У меня есть хорошая, профессиональная камера с очень хорошей оптикой, которую я приобрёл, скорее, воплощая свою детскую мечту времён серьёзного занятия фотографией ещё в кемеровской фотостудии, описанной мною в рассказе «Начальник». Но камерой я так и не воспользовался, оставлял в гостинице. С большим фотоаппаратом на шее я сразу же выглядел, как приезжий и турист. А я в Тбилиси, хоть и приезжий, но уж точно не турист. А главное, мне не хотелось отключаться от потока жизни и острого её проживания для того, чтобы что-то попытаться зафиксировать. Всё равно ничего не удалось бы передать. Проиллюстрировать получилось бы, но передать — нет. Для передачи у меня есть дргой инструмент…

В этот раз в Тбилиси я позвал своего старинного друга из Омска. Я многих уже приобщил к Грузии и её столице. Они тут же обзавелись собственными знакомыми и ездят туда самостоятельно. Но вот Серёгу мне хотелось свозить особенно. Он там никогда не был, а ему уже за пятьдесят. Он в прошлом очень хороший музыкант, давно ушедший в бизнес. Но человек невероятно чувствительный и тонкий. Тбилиси — это город для него.

Когда мы подлетали к главному грузинскому аэропорту Сергей не отрываясь смотрел в окно. Под нами были снежные вершины, заснеженные поля и, вдруг, снег исчез и вдалеке показался город. Но с самолёта Тбилиси не рассмотреть. С самолёта ничего не поймёшь… Когда мы сели Сергей сказал: «Вот, я впервые на Кавказе. Как же волнуются наши товарищи! Не хотели отпускать…»

И вот Сергей наблюдал, как быстро и любезно нам поставили визы, как бурно встречали меня мои грузинские друзья, а его просто радостно, как давно и хорошо знакомого. И вот мы едем из аэропорта в город… Сергей вертит головой. А по сторонам ничего особенного, ничем не выразительные дома, можно сказать, типичные, обшарпанные… Он явно разочарован. Заезжаем в Авлабар — тоже ничего особенного. Он несколько раз спрашивает меня: «Мы уже в центре?» А я говорю ему: «Подожди, подожди…» И вот машина поворачивает, и вот мы выезжаем на мост…

Я помню своё первое посещение Тбилиси… Я знаю, что испытывает человек, впервые попадающий в этот город. Это приблизительно такие же ощущения, какие человек испытывает впервые попав на концерт симфонической музыки и , при этом, сразу в исполнении выдающегося симфонического оркестра под руководством какого-нибудь великого дирижёра. Т.е., заходишь в зал, усаживаешься, вертишь по сторонам головой, а из-за занавеса доносится какофония настраивающегося оркестра. То визгнет скрипка, то пискнет флейта, то протрубит валторна или контрабас. И вот думаешь: «ну куда я попал, зачем это мне нужно? Вот окружающие люди, видимо, хорошо в этом во всём понимают. А я-то зачем сюда припёрся, что мне, делать нечего?» Но вот зал заполнился, наступает тишина, занавес. Тишина зависает абсолютная, на сцене неподвижный и блистательный оркестр… И вот волшебный всплеск рук дирижёра……. И тебя накрывает неведомой доселе волной звука и переполняющего душу впечатления…

Так же и с Тбилиси. Дорога из аэропорта, похожая на раздражающие и непонятные звуки, постепенно нарастающий шум, а потом замирание дыхания, въезд на мост через Куру — и вот тебя принимает в объятия симфония этого города!!! Слева — старый город, с балконами, балконами, балконами, которые звучат, как мощнейшая струнная группа. Над всем этим возвышаются горы, на которых буквально зависли крепостные стены, храмы и уходящие ввысь по склону дома. И вот всё это мелькает, потом площадь, поворот направо — и всей мощью ударных и духовых вступает проспект Руставели…

И любой человек, привыкший к красотам Европы, исходивший самые прекрасные улочки Флоренции, Брюгге, Лондона или Праги, понимает, что он не был готов к такому впечатлению. Он понимает, что он попал в город, сотканный из каких-то самых разнообразных нитей, разных веков, культур и вкусов. Город, каким-то чудом уложенный в невероятной красоты ландшафт, нанизанный на нитку реки Куры, как самым причудливым образом ограненный и оправленный бриллиант… Я видел, как Сергей просто задохнулся, переполнился, утонул в этом городе и в этой симфонии. А я ему всё шептал: «подожди,подожди…»

Нас, конечно же, привезли сразу же к столу. Стол, конечно же, был большой. За столом, конечно же, сидели ещё друзья. На столе, конечно, стояло вино, сыр, зелень, пхали, баклажаны с орехами, солёная джён-джёли, хлеб… А по запаху было ясно, что где-то в недрах кухни уже готовятся хинкали, бурлит чихиртма, дышат жаром угли для уже нанизанных на шампуры кебабов, уже в темной печи доходят хачапури…

Я видел, что у Сергея закружилась голова от первых тостов, от первых отведанных яств, от плотной атмосферы настоящего добра и радости. Съев баклажаны, сыр, хлеб, а потом, после коротких инструкций отведав хинкали, он шепнул мне на ухо: «То, что я знал, как грузинскую еду раньше… Это всё равно, что побывать на Брайтон бич и думать, что побывал в России». А я ему шептал: «подожди, подожди…»

И вот пришло опьянение от еды, шумных голосов, тостов, вина… И вот накопилось и набухло что-от в воздухе… То самое, что должно непременно прорваться и излиться песней… И вот эта песня неожиданно сама собой зазвучала.

А за столом сидели оперные певцы из тбилисского оперного театра и мой драгоценный друг Дато, который руководит этим театром, и друзья, которые никакого отношения к искусству не имеют… А ещё итальянский дирижёр, приехавший для работы в Тбилиси и его родители, и итальянские его друзья, для которых всё было в диковинку, всё странно, всё чуднО.

И вот певцы и не певцы: сваны, имеритинцы, гурийцы, кахетинцы, менгрелы… выдохнули такой звук, от которого сидящий рядом со мной Серей просто перестал дышать, а у итальянцев просто приоткрылись рты.

Этот звук таков, что его невозможно описать. Никто не может представить себе его, не побывав в грузинском застолье. Никакие записи не передадут этой мощи. Этот звук проникает всюду и всё собой заполняет. Этот звук как бы изменяет сам воздух, ионизирует его и очищает. Есть полное ощущение, что когда вдыхаешь воздух, наполненный звучанием грузинского хора, ты вдыхаешь что-то очень древнее и исцеляющее сердце и душу… Да и другие органы. Этот воздух имеет даже другую плотность, его почти пьёшь, как самое светлое и чистое вино.

И вот эти люди, забавные, многие с большими носами, кто-то с пузцом, кто-то лысый, вдруг преображаются, их плечи расправляются, они становятся прекрасными. Их глаза как будто разворачиваются внутрь, и в этих полуприкрытых глазах появляется какая-то такая дымка, что хочется спросить у них: «Друзья мои, что вы видите в этот момент?» — но песню прерывать нельзя, поэтому это навсегда останется тайной, известной только им, тем, кто поёт.

Я раньше пытался спрашивать, о чём их песни. Они неохотно переводили мне, понимая, что никакие определённые смыслы не имеют значения. Сила, мудрость, концентрированное ощущение жизни, связь с миром, воздухом, горами, небом, шумом Куры и Арагвы, предками, Богом — вот что звучит в этих песнях, вот, к чему прикасаешься, сидя с ними за одним столом. И застолье сразу же превращается в самый прекрасный и самый древний обряд……………………….

Вот, с чего я хотел начать свои грузинские заметки. Я много раз бывал в Грузии, но только сегодня мне удалось хоть как-то найти слова, чтобы описать только что описанное.

Продолжение следует…

Ваш Гришковец.

12 февраля 2011 03:47 pm

Здравствуйте!

Если приезжаю в какой-то новый, неизвестный мне город, первым делом интересуюсь, где можно вкусно поесть. И второй вопрос, когда мне о таком заведении сообщают: а ходят ли туда люди? Многолюдно ли в нём…

Есть города и целые страны, где вкусно поесть невозможно. Можно перекусить, можно чего-то отведать, можно поковыряться, но поесть с удовольствием практически невозможно. Я не нахожу этому никаких практических и отчётливых объяснений, но те города и страны, где простая и вкусная еда, трапеза, застолье не являются чем-то важным, чем-то жизненно необходимым — такие города и страны мне чаще всего не интересны, в них я тоскую и в таких городах у меня нет друзей. Никакая тонкая архитектура, фасады, музеи, картинные галереи или продуманные пешеходняе маршруты с красивыми пейзажами не спасают меня от тоски, не согревают. И поэтому убогий и бедный пригород Неаполя, где пыль, мусор, нищета и ни одного мало-мальски красивого дома, но где в самой дешёвой пиццерии можно поесть вкусно, и самое дешёвое вино наполняет кровь желанием жить дальше, мне милее какого-нибудь британского Ибсвича, где вкусно поесть просто невозможно, хоть ты голову расшиби об эти старинные дома.

В приготовлении еды и в её поедании всегда дожно присутствовать что-то жизнерадостное и даже жизнеутверждающее. А когда люди в городе или в стране привыкли есть по домам, не выходят хотя бы даже раз в неделю пусть в самое скромное заведение, но чтобы не просто утолить голод, а устроить маленькое застолье, трапезу с друзьями или всей семьёй, если таких заведений в городе мало и они либо плохи, либо пафосны и дороги, и тем самым плохи, то значит, в таком городе что-то не то, отсутствует что-то важное, что-то радостное, жизнь в этом городе течёт довольно уныло, часто тяжела и, возможно, беспросветна. Но главное, люди согласны с такой жизнью. Про питейные заведения я не говорю. Это совесем другое…

Два города могут находиться совсем рядом в одном регионе, и в одном будут вкусен хлеб, булки, и в любой пельменной или столовой вам нальют хорошего компота, рассольника, с правильно порезаннм огурчиком и перловкой… А в другом будет дорогой ресторан, сделанный каким-нибудь московским или прибалтийским дизайнером, или шеф-повар у них окажется из Питера или Риги, и цены будут московские, и посуда с гордой надписью «Villeroy Boсh», но то, что будет лежать на этой посуде будет невозможно есть. И вроде соус, как надо, и вроде рыба свежая, и вроде спаржа правильная, но всё скучно. И глаза у рыбы на тарелке несчастные…

Чем это объяснить?… И даже если дать одно и то же тесто из одного замеса и фарш один и тот же… В одном городе пельмени будут маленькие, тонкокожие и сквозь морщины теста будет чуть-чуть просвечивать начинка и бульон в котором их сварили будет прозрачен и светел… А в другом городе пельмени будут гладкие, толстокорые, слипшиеся и какие-то… тяжёлые.

В Грузии вкусно везде!!! И в Грузии вскусно всё! Почему так? В мире не так много великих национальных кухонь, то есть неких национальных кулинарных систем…

Великими можно считать те кухни, где в пищу идёт всё. То есть абсолютно всё, что можно приготовить и съесть. Всё растительное, плавающее и животное. Причём, всё из чего состоит животное, идёт в пищу. Это китайская кухня, со всеми её юго-восточными и прочими отголосками, это японская кухня… Почему-то именно французы и итальянцы из всй Европы сделали великие кулинарные школы, и они едят всё: любую траву, любую рыбу… да и животное они съедают от ушей до хвоста, не брезгуя лягушками, голубями и всевозможными морскими существами…

И в Греции много вкусной еды, но о великой греческой кухне говорить не приходится. И мексикансканская кухня своеобразна и остра, но на великую не тянет. Австро-венгерская империя дала миру шницель и гуляш, поляки гордятся своей неповторимой уткой с яблоками, финны варят суп из копчёного лосося на молоке, от которого пот выступает на лбу, и можно согреться на любом морозе, бельгийцы придумали картошку фри, у немцев в каждом регионе неповторимые сосиски, испанцы могут очень вкусно накормить несколько раз, в Индии за много веков придумали удивительную еду, и там тоже едят всё, от цветов до кузнечиков, но нужно дойти до высокой степени просветления, чтобы принять эту еду, как возможную. Англичане — прекрасные мореплаватели и инженеры… У нас в России есть определённые кулинарные достижения, в Киеве так вкусно, что даже гамбургеры в МакДоналдсе как-то сочнее, жизнерадостнее, чем в Питере или Будапеште, я уж не говорю про вареники и прочее. Настоящим узбекским пловом наесться просто невозможно. Но великих кухонь мало. Раз-два и обчёлся.

Почему же именно в этой маленькой стране появилась, безусловно, великая кухня?! Кухня, в которой много глубоко специфических и уникальных блюд, но которую с удовольствием примет и японец, и индус, и африканец. Ты можешь быть совершенно пробитым вегетарианцем и для тебя на грузинском столе найдётся масса разнообразной еды. Любишь рыбу — тебе её приготовят, потому что она есть и в реках, и в море, и в озёрах. Про мясо, самое разнообразное, я даже не говорю. Любые травы, ягоды, орехи, листья — всё идёт на стол, всему найдены удивительные сочетания.

А главное, во всех маленьких, больших, центральных и районных забегаловках, кафе, дорогих ресторанах — везде, всегда есть люди, везде шум голосов, везде едят. Потому что для них — это не просто утоление голода, а это всегда событие. Событие ежедневное, событие жизненно необходимое, но не проходное, не суетное. Таково там отношение к жизни! Отношение к каждому проживаемому дню.

И именно таким отношением к жизни объясняется, что в грузинской еде нет ни одной не существенной детали… Мацони я не могу назвать кефиром, язык не поворачивается. А буйволинный мацони — это просто изысканное блюдо… Всё! Начиная с основ, то есть, вода и хлеб, в Грузии совершенны.

Вы нигде не сможете попить такого лимонада, какой делают в Грузии. Если хотите попробовать вкус детства — возьмите грушевый лимонад или «Тархун». В Кемерово в моём детстве не было вкусного «Дюшеса» и лимонада хорошего не было, и «Крем-соды» не было. Но это всё казалось в детстве очень вкусным. А теперешние напитки кажутся пресными и тянет побрюзжать, мол, помнишь, какой был напиток «Буратино» и газ-вода из автомата по три копейки… А когда пьёшь грузинский лимонад из классической бутылки зелёного стекла, то ты чувствуешь вкус детства, и десятки лет, притупившие чувствительность, отступают под натиском радостного детского вкуса. А ещё там много лимонадов Лагидзе, вкус которых нам неведом, потому что у нас такого просто не было. Например, шоколадный или даже сливочный лимонад. Но пьёшь, и всё равно кажется, что это вкус ТВОЕГО детства.

Почему всё это случилось именно в этой маленькой стране? Почему этим четырём миллионам людей досталась маленькая страна, в которй есть и горы, и долины, и море, и быстрые реки. Их немного, но народностей у них много. И у всех какие-то свои неповторимые дополнения в общий грузинский стол. Хачапури по-аджарски в виде лодочки с яцом, хачапури по-имеретински с сыром внутри, по-мегрельски, почти такое же, как по-имеретински, только ещё с сыром сверху, ачма, которая даст фору лазанье из любого итальянского региона, хачапури с фасолью… а у сванов вообще хачапури с мясом.

И песни их таковы. Весёлые, смешливые и говорливые гурийцы поют сложные, многословные и многослойные, почти крикливые напевы. У имеритинцев печальное многоголосие может быть прервано гордым, громким монологом, который снова потонет в печали. А сванские песни вообще непостижимы, как таинственная их, очень обособленная горная жизнь…

Как случилось такое многообразие, такое буйство красок на одном небольшом кусочке планеты? У меня нет никакого объяснения. У грузин есть на этот счёт много мифов, но объяснений тоже нет. Случилось и случилось. Это чудо! Просто необъяснимое чудо. Как и сама жизнь. Так они к жизни и относятся.

Ваш Гришковец.

13 февраля 2011 11:47 pm

Здравствуйте!

Сегодня хочу закончить небольшой «триптих» о Грузии. Завтра — понедельник, и будни перекроют свежие, ещё трепетные впечатления, которые перерастут в ожидание новых встреч.

А Калининград снова замело, и сегодня холодно. А было несколько совсем весенних дней с проступившими зелёными газонами, с песком и каменной крошкой вдоль обочин, которую сыпали всю зиму во время гололёда. Люблю весенние неряшливые дороги, голые деревья… Люблю даже весенний беспорядок. Люблю возвращаться в Калилинград откуда угодно, даже из самых прибранных и аккуратных городов… Но в этот раз, вылетая утром из Тбилиси, я чувствовал грусть, чувствовал, что не хватило ещё одного дня… И в т же время я понимал, что будь этот день — всё равно бы не хватило. Почему? А, видимо, потому, что я остро почувствовал то, о чём хочу сказать.

Я очень люблю Бельгию. И так случилось, что с этой маленькой страной связано много событий и первых зарубежных впечатлений моей жизни. Люблю и знаю Брюссель. Хорошо знаю и Фландрию и Валлонию. Бывал, жил и работал в разных городах. И даже довелось пожить и поработать на молочной ферме в Арденах. Там есть друзья, там есть любимые места, там я встречался с невероятной щедростью и гостеприимством. Но никогда, даже в начале 90-х, когда у нас царила неразбериха и периодически даже жуть, я никогда не испытывал тоски, возвращаясь на Родину. Наоборот, я хотел скорее домой, хотел за работу, хотел к друзьям, хотел вернуться к воплощению своих больших и малых планов. Но в этот раз, в Тбилиси, в аэропорту, я испытывал грусть. Грусть гнетущую, и с которой труднее всего бороться, хоть я и умею с ней бороться…

Всё-таки Бельгия и вся остальная благополучная и не очень благополучная Европа, какой бы близкой она не казалась сейчас (от моего дома до польской границы 36 км.), всё же для людей моего поколения далека и отдельна. Она во многих местах нами уже исхожена, изъезжена, а кое-где даже изучена. Но всё равно она отдельна. А Грузия не отдельна.

И хоть я в Грузии бывал реже и меньше, чем во Франции или Германии… Грузия входит в чувственное понятие Родины. Грузия даже до того, как я в ней подывал уже входила в территорию любви. Пушкин, Лермонтов, Грибоедов очень помогли. Отец солдата, певчий дрозд, пастораль, три смешных грузина, которые рисовали разметку на дороге, Мимино, мадемуазель Пастик в исполнении Софико Чиаурели, красавец пастух в исполнении совсем не грузина Зельдина, влюблённый в свинарку, на чьём месте наверняка хотели быть наши бабушки, Бенджамен Глонти из Не горюй, юная красавица из Небесных ласточек, Абдулла из Белого солнца пустыни, сержант Кантария, Багратион, Дато Туташхиа (помню, с каким трудом я старался запомнить фамилию замечательного грузинского актёра Отара МигвинитухуцЕси), граф Калиостро с огромными грузинскими глазами (дублированный армянином Джигарханяном), и ещё целая вереница знакомых с самого детства лиц и имён вплетенная в нашу жизнь, с самого детства, где бы мы ни жили — на Камчатке, в Крыму, Мурманске или Караганде. Никакому итальянцу, американцу или японцу всё мною перечисленное не скажет ничего. Это наше. Не грузинское, не российское, не советское, а наше.

Как же Тбилиси расцвел за те полтора года, пока меня там не было. Мы прилетели днём, а когда опустилась зимняя, быстрая темнота, город вспыхнул огнями, какими никогда прежде не был освещён. Я увидел это зрелище, и на некоторое время потерял дар речи. Мой друг Дато стоял, смотрел на меня, очевидно, испытывая гордость, и сказал, что «Просто пригласили французов, которые в этом свете понимают, вот они и осветили наши старые балконы. Весь город осветили». Потом мы ночью ездили по городу. Я видел отреставрированные здания театров. Но были отреставрированы не только фасады, было видно по афишам, что театры ожили. Над Курой повис пешеходный мост. И хоть он сильно изменил привычную картину старого города своими фантастическими формами и живой подсветкой, но при этом он так прекрасен и похож на какое-то лёгкое, фантастическое существо, которое прилетело и вот-вот улетит. И ещё этот мост, конечно, напоминает о том, что мы в 21-м веке, в то время как недостроенные башни Москва-Сити уже архаичны и выглядят, как нелепая претензия и памятник глупым амбициям в сочетании с неуёмным воровством.

В Тбилиси есть ощущение рывка. И хоть Авлабар и спальные районы по-прежнему не ухожены, но в городе явно чувствуется проявление воли. Причём, воли довольно молодых людей. Людей, которые моложе меня. Я познакомился в мэром Тбилиси. Молодой, высокий, очень симпатичный человек. Говорят, грубоватый. Но даже старики признают его явные достижения, которые видны. Не декларированы, а видны.

Поразительно! Мой друг Дато руководит тбилисским оперным театром. Он моложе меня, а руководит тем театром, в котором происходят события фильма «Жил певчий дрозд», который я видел тринадцатилетним мальчиком. Он руководит масштабнейшей реконструкцией этого театра, при этом, репетирует первую оперу, написанную Моцартом в 14 лет. Репетирует с китайскими, американскими, грузинскими певцами, с итальянским дирижёром. У него куча планов, у него разрывается телефон, он отвечает то по-грузински, то по-английски, то по-итальянски. Вот только по-русски практически некому ответить…

Мы сидели в ресторане (собственно, мы практически только этим и занимались), из-за сосоднего столика, услышав русскую речь, подошёл высоченный парень лет тридцати. Он извинился, за вмешательство, извинился за плохой русский и сказал, что обязательно отдаст сына в русскую школу, потому что когда-то сам прочёл Жюля Верна на русском языке. Я удивился Жулю Верну. «А просто грузинский перевод был неприкольный. На в русском было престижнее читать» — сказал он и засмеялся. А потом добавил, что язык хорошо помнит, но практики разговорной почти нет.

Вообще, в течение четырёх дней все, кто слышал русскую речь — таксисты, случайные соседи за столиками, люди на рынке — все старались подойти и выразить свою радость по поводу того, что мы приехали несмотря ни на что и не смотря на нашу пропаганду, про которую они, разумеется, знают, потому что наше телевидение и наш интернет доступны. А ещё они часто просили: передайте привет Москве или передайте привет Питеру. Были даже те, которые просили передать привет Чите и Перми, где они когда-то учились, где у них много потерянных друзей, а возможно и более близких.

Ходил по рынку у Сухого моста (это такой, вроде блошинного рынка, где можно найти много интересного и где я всегда себе что-нибудь покупаю). В прошлое воскресенье там было много народу. Ходил, глазел, и вдруг рядом послышались громкие голоса. Много людей очень громко заговорили почти переходя на крик. Я машинально напрягся и был готов побыстрее отойти в сторону. И вдруг громкие голоса сменились ещё более громким смехом. И я подумал про себя: «Как же я всё время настроен и готов к агрессии».

А в Тбилиси вообще громко разговаривают, громко зовут друг друга через улицу, могут даже перекрикиваясь беседовать через проспект Руставели. И я в первые свои приезды туда всегда испуганно оглядывался на громкие голоса. Широкие жесты мне казались проявлением гнева или неприязни… Но даже в потоке машин… два тбилисских водителя только что обругавшие друг друга клаксонами… уже посмеялись, уже махнули друг другу руками или приостановились и, открыв окна, что-то весело обсудили.

Я много раз слышал следующее: «сегодня я тебя познакомлю с одним замечательным человеком», или «к нам сегодня приедут друзья из Кутаиси» — А кто они? — «Ой, чудесные люди», или «Женя, ты не будешь возражать, если к нам присоединятся мои знакомые. Они прекрасные люди». Я не разу ни от кого не слышал: «будь с ним поаккуратнее, это гнилой человек» или «там за соседним столом сидит редкостная сволочь» или «мой сосед редкая скотина». Я видел своими глазами, как люди в Грузии внимательно и хорошо друг к другу относятся.

С кем-то я поддерживаю знакомство, а с кем-то дружу уже больше десяти лет и все эти десять лет компании моих знакомых и друзей всё те же. Эти десять лет были очень непростыми. Но они держатся друг за друга. Они берегут друг друга. И многие по-настоящему друг друга любят. Я никогда не слышал там злорадства по поводу неудачного спектакля, роли, фильма или книги. Я мог услышать досаду и переживания по поводу неудачи или неуспеха. Но злорадства — никогда…

Я отчётливее всего увидел именно эту составляющую их жизни нынче… В нашей компании и среди моих грузинских знакомых есть люди безоговорочно поддерживающие нынешнего президента, и есть люди, которые слышать не хотят его фамилию. А есть люди, которые мудро понимают и тех и других, а также тонко понимают суть происходящего в стране и сочувственно относятся к тому, что происходит у нас. Кто-то резок в суждениях, кто-то наоборот. Но они все вместе. Они могут сидеть за одним столом. И они явно надеются пережить сложные нынешние времена, и все свои надежды они связывают только с Грузией и друг с другом…

А всё очень просто, настолько просто, что даже писать это странно… Они просто очень любят свою Родину. Очень!

Любят без всяких оговорок, объяснений. Любят такую, какая есть. Они любят друг друга, потому что любят Родину.

Они открыты, гостеприимны, неподдельно щедры и любят всех гостей, потому что любят Родину. Не показно гостеприимно, а по-настоящему… Они снимали такое кино! Они так поют! Они делают такую еду, которая всегда вкусная! Они пишут такие картины! Они так любят искусство! Они так любят жизнь!… Потому что любят Родину! В Грузии не победило безжизненное фиктивное искусство, в Грузии нет литературно-кинематографического тренда, который сводится к утверждению, что жизнь гавно… потому что они любят Родину. И в этом смысле они друг в друге не сомневаются.

Я сидел в аэропорту и чувствовал, что я хочу оттянуть момент возвращения туда, где только и делают, что декларируют любовь к Родине, но на самом деле её не любят……. Если бы любили, не разворовывали бы так нещадно, торопливо, жадно и безоглядно. Если бы любили, то не относились бы с такой лютой злобой к своим современникам, соотечественникам и соплеменникам.

Не были бы готовы в любой момент сорваться на крик на своего соседа, коллегу, такого же прохожего или пассажира, или на того, который едет в потоке машин сбоку, впереди или сзади. Если бы любили Родину, не поливали бы грязью при любом удобном случае свои родные города и свою родную страну в целом. Не брюзжали бы и не ныли, не имели бы таких диких иллюзий по поводу жизни за пределами, не преклонялись бы перед любыми запредельными образцами. Не искали бы авторитетов, панацей и пророков в мифических далях. Любили бы Родину, не создавали бы столь тёмных, беспросветных и безнадежных, а главное, упивающихся тьмой и безнадежностью фильмов и книг. Любили бы, не приняли бы этих книг и фильмов. Если любили бы, не завидовали бы такой чёрной и душной завистью любому успеху рядом, и не злорадствовали бы любому промаху и уж тем более беде ближнего. Если любили бы, то не пытались бы объяснить поступки соотечественников самыми низменными и пошлыми причинами. Если бы любили, то доверяли бы!

Недоверие всем и каждому — это основной национальный российский тренд последних нескольких лет. Оголтелый патриотизм без подлинной любви к родной стране — это то, что нас закрывает от всего остального мира, то, что отталкивает от нас, то, что создаёт непонятное и очень недоброе лицо нашей страны. Лицо, искажённое дерзкой, бессмысленной, но при этом самодовольной улыбкой.

Вот что я очень остро почувствовал, покидая Тбилиси, прощаясь с друзьями, обещая снова приехать, повторяя своё собственное приглашение и говоря, что мои двери тоже для них всегда открыты. Они кивали. При расставании нельзя перечить или не соглашаться. Они кивали, но в глазах их было печальное понимание, что в ближайшее время они приехать не смогут, потому что, если их двери распахнуты для нас, то наши двери закрыты для них.

Ваш Гришковец.