гастроли

Здравствуйте!

Диктую по телефону.

Вчера играл спектакль в Москве, свой самый первый и самый знаменитый моноспектакль «Как я съел собаку». Играл его под довольно сильным и тяжёлым впечатлением от увиденных фрагментов, исполненного вчера самого массового и долгого моноспектакля, который, думаю, многие посмотрели. Я не смог посмотреть всё, не хватило времени. Да и сил, боюсь, тоже не хватило бы… хотя зрелище, а самое главное — содержание было завораживающим своей жутью. Это кошмар. Другими словами своё впечатление выразить не могу…

Вчера повстречались после спектакля со старинным другом Алексом Дубасом. Алекс человек очень мягкий, редко выражающий свои чувства резко и всегда старающийся быть ну, хотя бы по возможности улыбчивым. А в этот раз он был подавлен, говорил о том, что его тоже ужаснул сольный телевизионный концерт (понятно о чём идёт речь). Он выглядел подавленным и усталым из-за того что даже не очень понимает о чём говорить в эфире, потому что ясно что эфир будет заполнен обсуждением и комментариями по поводу целого ряда особо ужасных высказываний нашего премьер-министра. При этом Алекс говорил, что он предвидит все варианты этих комментариев. От этого становится скучно, грустно и как-то тоскливо. Говорили мы о том, что нет ощущения предела. Вроде бы предел давным давно должен наступить, но премьер-министр в своих высказываниях вновь заявил о том, что предела нет и не видно… Посмеялись с ним приведённой им цитате из любимого фильма «Вор должен сидеть в тюрьме». Посмеялись тому, что, видимо, Владимир Владимирович забыл, что Глеб Жеглов сказал эту сакраментальную фразу после того как сам подсунул кошелёк вору в карман. Кошелёк, конечно, был украден вором, но подсунул-то его тот самый герой, которого процитировал наш премьер-министр. Оговорочка, как говорится…

Но я не хочу. Совсем не хочу об этом. Уже сегодня наобсуждался и наслушался. Много-много Путин сказал фраз, которые будоражат воображение даже не дерзостью, а какой-то уверенной в себе и при этом лютой злобой. Особенно, конечно, высказывание про интеллигенцию. Давненько такого не звучало на русском языке.

Но вот что я понимаю в связи с прошедшими в Москве событиями и в связи с самой интонацией, с какой говорил самый властный человек в нашей стране. Сами события, сами беспорядки показали, что по настоящему отлаженных и мощных механизмов руководства страной у руководства страны нет. В частности точно нет настолько мощных рычагов, чтобы осуществлять ту самую цензуру, о которой так много говорится. На фоне всего этого отчётливо видна та действительно мощная самоцензура, которая давно включилась в нашей стране и которая действительно здорово работает. Эта самоцензура моментально дошла до самых отдалённых уголков страны и коснулась даже заводских многотиражек. Вот за что стыдно и вот по какой причине власть позволяет себе столь откровенные и дерзкие высказывания.

А я сейчас пойду играть концерт. Сыграем последний в Москве в уходящем году концерт. Будем говорить со сцены про любовь, про надежду и про улучшение настроения… А что ещё делать? Я уже говорил, что я ничего другого делать не умею и не хочу. Ну а тем, кто на концерт попасть не сможет, сообщаю, что альбом наш новый вышел, я уже его держал в руках. Он отлично записан и сведён. Выглядит он очень красиво, его приятно держать в руках. Так что, если приобретёте — не пожалеете.

И последнее на сегодня… Недавно давал интервью одному журналу и интервью получилось, как мне кажется, занятным. Если хотите — прочтите, думаю, что это сможет хотя бы ненадолго отвлечь вас от грустных мыслей или переживаний, от которых так трудно скрыться сейчас, особенно на огромной территории нашей любимой страны.

«Когда я говорю о французских женщинах, в голове сразу возникает образ женщины за сорок. Иногда сильно за сорок. Юных красивых женщин в Париже вы не увидите. Об этом нужно забыть раз и навсегда. Нужно ехать к университету, чтобы посмотреть на юных. Молодых в основном видишь в мотоциклетных шлемах, на каком-то мотороллере. Это, наверное, красиво, но лучше бы они шлемы не снимали. Под ним что-то ненакрашенное кудрявое. Очаровательное, замотанное шарфом, в свитере непонятного размера, с сумкой через плечо… Кто-то из моих знакомых коллег-парижанок, много старше меня, объяснила: «А зачем мне нужно было до 30 лет вообще делать макияж? Укладывать волосы, интересоваться, какой салон хороший, какой – не очень. Я и так была молодая. Даже конопатая. На 20 кило больше — такая булка, но я была молодая и всегда могла найти себе любые приключения».

Мне очень нравится парижское утро, когда парижанка выходит из дома в Шестнадцатом районе или в Сен-Дени. Не важно. Смотришь на эту женщину – где она делала укладку – непонятно. Она идет несколько озабоченно. Вся в себе. Не смотрит по сторонам. За ней легкий шлейф аромата, соответствующего времени года, и, зная московский контекст, думаешь, сейчас она пройдет чуть-чуть, и там ее будет ждать машина с водителем. Он выйдет, откроет дверцу… Но она подходит к какому-нибудь маленькому «Пежо» или «Ситроену», немножко поцарапанному и помятому, совсем не последней модели. В нем небрежно набросаны журналы, свертки, газеты. Садится в машину и поехала. И она прекрасна. У нее, возможно, есть взрослый сын. Такой взрослый, что не ожидаешь такого взрослого от нее. У нее есть любимый внук или несколько внуков. Она очень веселая, но не самая заботливая бабушка. Потому что у нее всегда какие-то дела в ее конторке или галерее, или маленьком магазинчике, или маленькой театральной кассе. Но обязательно что-то маленькое и такое же очаровательное, как она сама. У нее очаровательная квартирка — чистая, но неряшливая. Там может быть слишком много всего, накопилось, и все набросано. Новые шторы куплены, а старые еще не сняты. Вот что-то такое чудесное. Она сразу начинает с тобой общаться, глядя куда-то в сторону, параллельно говоря по телефону. Она предлагает тебе сесть. Тут же наливает кофе и хриплым из-за курения и вечных разговоров голосом что-то кому-то объясняет и при этом делает в твою сторону извиняющиеся глаза и какой-нибудь очаровательный жест. Равно как она не сняла старые шторы, а новые уже повесила, у нее есть новый друг, а со старым она еще не рассталась. У них чудесные отношения. Они могут вместе ужинать. Я видел и довольно крепкие парижские семьи, но для меня это, скорее, редкость. При этом дети, друзья… Она юна. Постоянно разговаривает, курит, ругается, открыв окно, с таксистами, много смеется, пьет вино. Она все время находится в общении. Не кокетничает. Нет, это другое. У нас женщина, которая улыбается мужчине незнакомому у лифта, будет воспринята либо как сумасшедшая, либо как команда к действию (несогласованное предложение. Возможно имеет смысл: У нас улыбка женщины незнакомому у лифта будет воспринята либо как сумасшествие, либо как команда к действию) . А там она со всеми разговаривает вот так: со знакомым продавцом в лавке, где она покупает кофе или фрукты, со знакомыми в любимом кафе, где она каждое утро пьет кофе или обедает. Она разговаривает громко. Вспомните, в парижских кафе нет музыки никогда. Там шум голосов. Там музыка не нужна. Там нужно перекрикивать друг друга, от этого громкость повышается постоянно. И это здорово. Это лучшая музыка Парижа. Француженка все время с чем-то борется. Когда в ресторанах можно было курить, парижанки возмущались, что все прокурено, хотя сами курили. Теперь, когда это запретили, говорят: «Господи, нам приходится, как собакам, ходить на улицу курить. И потом в кафе не стало нашего любимого запаха. Теперь пахнет моющими средствами и кухней. Это плохой запах». Они всё время как на картине Делакруа, где женщина с полуобнаженной грудью на баррикадах. У них все так. Это чудо какое-то, а не женщины. Я уж не говорю про пожилых привлекательных женщин, которых у нас почти нет. Парижанки не машут на себя рукой никогда. У нас так много женщин, махнувших на себя рукой, в любом возрасте, что это просто какая-то национальная катастрофа. Жизнестойкости в наших женщинах, наверное, не меньше. Но они выглядят по-другому. Ведь у всех у них, у парижанок, у которых взрослые дети, старый друг и новый друг, жизнь не сахар. Французские мужчины, может быть, выглядят получше, получше умеют себя вести, но не лучше наших. Еще более жадные, еще более капризные, еще более эгоистичные, въедливые и ревнивые. Наши женщины, конечно, более жизнестойкие. Наверное. Но не выглядят француженки при этом пожилыми после того, как жизнь их стукнула. Лучше. У них, наверное, есть традиция – не махнуть на себя рукой. А у нас женщина, хорошо выглядящая после 50 лет, либо совершает подвиг, либо, по мнению окружающих, выглядит вульгарно. А француженки возраст не скрывают и не демонстрируют. Они все-таки исходят из того, что лучше быть откровенной женщиной, которая отлично выглядит в свои 50, чем плохо выглядящей в 30. Они с возрастом не расстаются».

Пойду выступать.

Ваш Гришковец

Здравствуйте!

Вчера перед вылетом из Одессы выпил в аэропорту бутылочку Боржоми. Пил и думал, что ближайшие несколько месяцев мне не удастся ощутить знакомый с детства, и в детстве не любимый, а потом накрепко полюбившийся вкус. Почти две недели украинских гастролей каждвй день пил Боржоми и каждый раз посылал мысленные проклятия всем без исключения тем, из-за кого я не могу пить столь привычную и родную воду в своей стране.

Самым важным событием прошедших гастролей ощущаю спектакль, сыгранный в Мариуполе. Этот город накрепко для меня свзан с детством. Там жила бабушка, и в течение многих лет летние каникулы проходили в городе Мариуполе, который тогда назывался Ждановым. Бабушка жила на Гавани, так назывался частный сектор, простиравщийся от рыбзавода до железнодорожного депо вдоль моря. И хоть дома на Гавани были в основном убогие, в море можно было войти без опасения покалечить ноги о трубы, обломки и арматуру только в некоторых местах, которые с большой натяжкой можно было назвать пляжами… Хоть вода в море была пропитана всевозможными стоками гигантсских металлургических комбинатов, а в реке Кальмиус (которую местные упорно называют Кальмус)купаться запрещали строго настрого и рыбу из неё есть — тоже… Хоть от рыбзавода регулярно долетали ужасные запахи, а Азовсталь и Завод Ильича накрывали город сажей и ядовитым дымом — всё равно для меня это был город у моря, то есть тёплый, южный, наполненный летними радостями и приключениями. Я любил Жданов. Каждую весну я считал дни до того, как из ещё не согретой летним солцем Сибири поехать к бабушке.

Последнее своё школьное лето я провёл в Жданове в 1983 году. И с тех пор до позапрошлого года ни разу в нём не побывал. Почти два года назад я приехал уже в Мариуполь и понял, что Жданов и Мариуполь — это очень разные города. В Жданове было много роз, он был довольно чистым, по нему ездили новые чехословацкие троллейбусы, а бордюры и деревья были побелены. Мариуполь же довольно мрачный город. Если помните в знаменитом фильме «Маленькая Вера» фигурирует некий мрачный, беспросветный промышленный город у моря. Так вот фильм снимался как раз в Мариуполе. Когда смотрел фильм, я удивлялся, как можно было так запечатлеть город, в котором для меня было много радостного. Оказывается, можно…..

Перед спектаклем я опасался, что в Мариуполе не найдётся достаточно зрителей, которые хотели бы посмотреть мой спектакль, опасался напряжённой атмосферы во время спектакля, опасался,что очевидно трудная жизнь, которыой живёт город, не позволит зрителям найти силы для художественных впечатлений…

Я сильно волновался перед спектаклем ещё и потому, что в ждановском драмтеатре я часто бывал совсем ещё ребёнком, а потом мальчишкой. И даже был на спектаклях кемеровского театра имени Луначарского, который приезжал к Азовскому морю на гастроли… Волнение напрасным никогда не бывает. Видимо это волнение придало спектаклю особое звучание. И может быть именно поэтому он прошёл на удивительной ноте. Я видел много наполненных слезами глаз, да и сам едва удерживался от слёз.

Ехал после спектакля в Донецк довольно долго. Выпил с другом детства водки и поехал. Мой друг Виталик практически единственный оставшийся в моей жизни человек из того моего детства. Мы долго с ним переписывались, у нас была переписка ещё в детские годы и даже когда мы служили, он в армии, я на флоте, мы обменивались редкими, но какими-то очень важными письмами. Когда мы были далеко он частенько помогал бабушке…

Он конечно же ждал моего приезда. Его жена наготовила массу еды. Дети, два его уже взрослых сына, нарядно оделись. Я же понимаю, что для него мой приезд — это весьма значительное и даже волнительное событие. Он почти нигде не побывал. Всю жизнь работал на заводе Ильича… А посидеть мы смогли недолго, потому что вечером опустился такой туман, какой я видел только на Дальнем Востоке да и то всего несколько раз. Были опасения, что закроют трассу. Пришлось ехать… И вот остались в памяти быстрые, быстрые тосты, торопливые слова, которые так хотел Виталик сказать, но от волнения и спешки видимо сказал не то, не так или вовсе не сказал… Ехал я сквозь туман долго, хмелел от выпитого на посошок, потом наоброт трезвел… А вокруг был туман, туман… Ехали только при ближнем свете. «Вот так и живём, так и живём. В тумане да наощупь», — бормотал я сам себе, досадуя на обстоятельства и сердясь на себя за то, что не смог уделить достаточно времени именно тому, кто этого больше всего хотел… Да и я сам хотел того же.

Вот сейчас дома. Завтра на день в Москву, потом опять домой. То есть, туман не рассеивается (улыбка).

Ваш Гришковец.

Здравствуйте!

Диктую по телефону из Днепропетровска. Через полчаса на сцену. Завтра поеду в Донецк. Это у меня будет четвёртая географическая точка в украинском путешествии. Чувствую как сильно изменилось настроение в стране по сравнению с прошлым годом. Чувствую, но пока сформулировать того настроения не могу. К тому же в разных городах настроения разные, в целом много ворчания. Но ворчат тоже по разному. Единственное, могу сказать, что ворчать стали тише. Ощущается какое-то затишье, даже не смотря на палатки на майдане. Все как будто не спешат с выводами о том что же ждёт страну в ближайшем будущем. Предположения однако делают неутешительные.

Но пока всё-таки не могу я понять некой общей атмосферы в стране. Впереди ещё Донецк, Мариуполь и Одесса, может быть удастся сформулировать то что пока только чувствуется.

Но я хочу сейчас не об этом. А хочу я предъявить вам ещё одну мою самую-самую любимую песню с нашего альбома «Радио для одного». По сути эта песня завершает наш альбом. Хотя в нём будет ещё одна совсем настоящая песня, в которой я говорить не буду ни слова и в которой Макс Сергеев прекрасно спел стихотворение Уильяма Блэйка. Так что в альбоме «Радио для одного» одна песня из десяти будет настоящей песней с очень хорошими стихами исполненными на языке оригинала.

А сейчас можете послушать песню, которая называется «Радио для тебя». Когда Максим показал мне эту музыку и я услышал как он спел и какие слова он написал, я какое-то время даже не знал как к нему обращаться. Потому что меня просто поразила та мелодия и то звучание, которого он добился. А не знал я как к Максиму обращаться потому что он превзошёл все мои ожидания.

Вот послушайте.

Радио для тебя

Эта песня будет последняя в альбоме. И самые последние слова, которые звучат в этой песне, на мой взгляд, самым лучшим образом завершат нашу новую работу. Альбом закончен. Серж Савостьянов сделал прекрасное оформление. Вот ещё одно произведение начинает свою жизнь уже отдельно от нас.

Ваш Гришковец

Здравствуйте!

Диктую по телефону из Киева. Погода отвратительная, ночью был мокрый снег. Не дождалась меня хорошая погода про которую так много говорили. А она действительно была хорошей, мне даже вчера подарили мохнатую душистую вербу, которая запуталась во временах года. А ещё мне позавчера в Киеве подарили коробочку, которая фактически ничего не весила, и я в гастрольной суете даже не открыл подарка. Открыл только сегодня утром и обнаружил в коробочке живую бабочку. И инструкцию по её кормлению. Её надо кормить сахарным сиропом или специальным мёдом. Носился по гостинице искал еду для бабочки. Потом пытался её кормить. Даже не знаю поела она или нет. Теперь надо её пристроить в надёжные руки, поскольку в Днепропетровск я её конечно не повезу. А в инструкции написано, что при правильном уходе она может прожить десять дней. Аккуратнее надо быть с такими подарками.

А двадцать четвёртого ноября сыграл спектакль в городе Житомир. Был в этом городе в первый раз. Мне всегда нравилось слово Житомир. В этом названии так звучит провинция в самом лучшем смысле этого слова. В слове Житомир чувствуется, что-то уездное, тихое, сердобольное, домашнее… Недаром Лариосик из Булгаковской «Белой Гвардии» приехал в Киев как раз таки из Житомира. Этот трогательный симпатичный и чувствительный юноша… Житомиряне (именно так себя именуют жители Житомира) даже поставили памятник Лариосику…

Спектакль в Житомире прошёл прекрасно. А я в этом сомневался, когда ехал в Житомир. Всё таки город небольшой, не больше трёхсот тысяч, а театр, наоборот, не маленький, более восьмисот мест. Но театр был полон, атмосфера в зале сложилась очень тёплая и чувствовалось, что люди давно ждали. О Житомире остались самые приятные и какие-то уютные впечатления. Хотя город не блещет красотой, о древней его истории в городе мало что напоминает, течёт в нём жизнь неспешная, но настоящая.

А два дня назад я побывал в Черниговской губернии селе Сиволож. Когда-то в начале двадцатого века прадед мой Гришковец Василий Петрович, будучи ещё совсем юным, вместе с родителями, братьями и сёстрами покинул это село и отправился на заработки в Алтайскую губернию, откуда уже один без родственников перебрался сначала в Анжеро-Суджинск, где работал на шахте и встретил мою прабабушку Шарапову Таисию Петровну, а потом они уже перебрались в Щегловск, ныне Кемерово. Дед мой родился в девятнадцатом году, а прадед умер в двадцатом. Так что я практически ничего не знаю о том, какой он был человек. Но село, откуда происходят мой род и моя фамилия, мне очень хотелось посетить.

В Черниговском архиве сведения о Гришковцах, именно моих предках, начинаются с 1763 года. Практически все мужчины в роду были казаками, многие служили в разные военные кампании…

Добирались мы из Киева до Сиволожей довольно долго, друзья мне для такой поездки выделили ни много ни мало, а Хаммер. И хорошо сделали, потому что от трассы до села дорога либо плохая, либо условная. Друзья мои также успели предупредить о моём приезде сельское руководство, так что от трассы до деревни нас сопровождал сельский руководитель (не могу понять, какая у него должность). Без его сопровождения мы вряд ли нашли бы Сиволож.

На меня, конечно, сильное впечатление произвела эта поездка. Село печальное, совсем непохожее на зажиточные южно-украинские деревни. Дома, заборы, подворья — всё скорее напоминает сибирские поселения. Такие же небольшие пятистенки, такая же форма окон и крыш, только старенькие заборы покрашены в более весёлые цвета. Многие дома если не брошены, то находятся в каком-то совсем уж плачевном состоянии. Живёт в селе 721 человек, а в сельской школе 55 учеников, в том числе и ученики из соседней деревни. Но Гришковцов в деревне много (улыбка).

Говорят в Сиволожах на украинском языке, точнее на суржике, потому что грамматика того языка на котором они говорят скорее близка грамматике русского. То есть я понимал Гришковцов вполне свободно. Когда говорят на правильном и нормативном украинском языке я понимаю мало, а тут было понятно. В центре села сохранилась старинная церковная ограда, это единственное старинное, что осталось от давних времён. Деревянной церкви, которая раньше стояла за этой оградой, давно нет. На её месте стоит двухэтажная школа. Эта школа, пожалуй, самое чистое и аккуратное строение во всём селе. Возле школы меня встречали дети с воздушными шариками и хлебом-солью, их, видимо, долго продержали на улице и они были замёрзшие и явно недоумевающие «кто это приехал?». Хотя, как выяснилось чуть позже, после того, как мои друзья сообщили сельскому руководству о моём визите, разговоров в селе было довольно много и некоторые, как мне сказали, посмотрели в интернете что я за гусь (улыбка). А я не знал, что меня будут встречать и поэтому приехал без подарков. Ужасно неудобно. Ну ничего. Я как-нибудь это исправлю.

Побывал в сельской библиотеке, в нетопленом, холодном деревянном доме, где даже портрет Тараса Шевченко выглядел каким-то совсем замёрзшим. В библиотеке, мне сказали, насчитывается шесть тысяч книг, но, судя по книжным полкам у входа в библиотеку, на которых стоят самые популярные книжки, Дарья Донцова и Маринина победили и в украинской глубинке. Машина, на которой я приехал, произвела большее впечатление на селян, чем я сам. Они над ней посмеивались или как-то сдержанно улыбались, глядя как на диковинку. Меня провезли по всему селу, показали дома и дворы в которых живут Гришковцы. Ехал мимо мужик на телеге, мне сказали: «Вон тоже Гришковец». Я впервые общался с однофамильцами… и конечно же многие из них приходятся мне дальними-дальними родственниками.

Когда стемнело меня пригласили отужинать. Маленький банкет состоялся в крошечном кабинете довольно большой сельской столовой. Почему в кабинете? Да просто это единственное отапливаемое помещение во всём здании. Накормили обильно. Пили отличную самогонку. Уезжал из Сиволожей хмельной, растерянный, запутавшийся в ощущениях и переживаниях и уверенный, что непременно приеду ещё и хочу приехать с детьми. Не знаю почему. Время в Сиволожах остановилось где-то между 1975 и 1985 годами.

Мозаика на здании школы

Вокруг этого села бесконечные идеально ровные поля и огромные лесные угодья. Пейзаж довольно сильно похожий на алтайские и притомские привычные мне с детства виды. Может быть именно поэтому мои предки остановились именно там. Кто знает.

Побегу на презентацию книги, потом спектакль, а завтра в Днепропетровск.

Ваш Гришковец.

Здравствуйте!

28-го ноября в воскресенье в 16 часов, т.е. буквально вот-вот, на днях, в книжном магазине «Читай-город» в Киеве в двух шагах от театра имени Леси Украинки состоится первая моя автограф-сессия по случаю выхода книги «Сатисфакция». Удивительным и странным образом это снова происходит в Киеве. Я не знаю почему, но мне это особым образом приятно.

А книжка собралась хорошая. Она именно собралась, а не написалась. В неё вошли три доселе не напечатанные, а только размещённые в Интернете пьесы «Осада» и «Дом», впервые опубликован монолог, а точнее, текст спектакля «+1», полный и изначальный сценарий фильма «Сатисфакция» и тексты трёх альбомов проекта Гришковец и Бигуди «Петь», «Секунда» и «Радио для одного». Все эти тексты представляют из себя по сути совсем маленькие или вовсе не маленькие драматургические произведения, т.е. тексты, предназначенные не так для чтения, как для исполнения в театре, кино, или с музыкой. Вот и собрался такой сборник. Мне он очень нравится. Особенно его оформление (улыбка).

Самым удивительным и пережившим массу приключений является безусловно текст пьесы «Осада». Мне он особо дорог. Посудите сами: спектакль «Осада» в Кемерово в театре «Ложа» я сделал в 1994 году. Пьеса была мною разработана, но не записана. Я хотел, чтобы актёры усваивали свои роли на слух, свободно их присваивали и могли с известной вольностью интерпретировать. Спектакль получился настолько хорошим, что не только прожил дольше остальных в репертуаре нашего маленького кемеровского театрика, но и практически в неизменном виде был легко перенесён и поставлен на cцене МХТ имени Чехова семь лет назад. И до сих пор с успехом и аншлагами идёт и, надеюсь, будет идти.

Надо отдать должное Олегу Павловичу Табакову. Он согласился на мою постановку в его театре, не имея возможности прочитать пьесу… Потому что пьесы как таковой не было. Но тем же самым способом, что и некогда в Кемерово я сделал спектакль в МХТ всего за тридцать репетиций. Текст настолько легко и даже с радостью был присвоен актёрами, что они сами этому удивились. Спектакль вышел, шёл, шёл, но пьесы так и не было. Мне редко удавалось смотреть спектакль и давать актёрам указания. А они в своих импровизациях частенько уходили далеко от первоначального замысла. Короче, возникла потребность зафиксировать текст.

В итоге, спектакль просто записали на диктофон, запись расшифровали, я её отредактировал, и теперь, спустя шестнадцать лет после первой премьеры «Осады» пьесу можно прочесть глазами. А ещё невероятной особенностью этой пьесы является то, что всех актёров, которые участвовали в кемеровском спектакле и сейчас в двух составах играют этот спектакль в Москве, можно с полным правом назвать соавторами этого текста. Все они, кто больше, кто меньше, вносил свои особенности, интонации или свойственные только им слова и словечки в эту пьесу. То есть у меня было за шестнадцать лет жизни спектакля «Осада» четырнадцать соавторов.

Пьеса «Дом» уже почти год идёт в театре «Школа современной пьесы». В этом спектакле в одном из составов главную роль играет Александр Гордон. Играет неожиданно, иногда даже парадоксально, но очень искренне и интересно. Сценарий «Сатисфакции» мне даже самому было интересно перечитать, спустя почти два года после его написания. Фильм, в итоге, получился ровно полуторачасовым. А сценарий мы написали практически двухсерийной картины. В общем, книжка получилась любопытная. Хорошо, что мы успели её выпустить до нового года. Люблю подводить итоги. Люблю, чтобы к какой-то дате, к какому-то рубежу все дела были сделаны, всё было подчищено и все разложено по порядку. Нравится, чтобы в делах и в комнате был порядок. Книжка «Сатисфакция» — этот как раз и наведение порядка и подведение некоторых итогов.

А Серж Савостьянов так оформил эту книгу, что она вполне сгодится для небольшого рождественского или новогоднего подарка (хитрая улыбка одними глазами).

Ваш Гришковец.