С вьетнамской темой сделаю перерыв… Вчера посмотрел фильм «Стиляги». Пошёл на последний сеанс, в зале было мало народа: посленовогодний ажиотаж и основная волна схлынули, так что билет купил спокойно. Думал, что не стану писать про «Стиляг» в любом случае, понравится мне или не понравится. Я ведь не рецензент, а потому стараюсь редко делиться впечатлениями о прочитанном или просмотренном. Но чувствую внутреннюю необходимость высказаться. Наверное, по той причине, что практически одновременно в прокат вышли два столь громко заявленных фильма, «Обитаемый остров» и «Стиляги». И оба эти фильма рядом, видимо, не случайно. С них начался год.

В первом своём высказывании об «Обитаемом острове» я написал, что это кино, не имеющее национальных признаков, что оно вторично по отношению к американским аналогам. Я ошибся. Это очень сегодняшнее и очень наше кино. В фильме собраны все комплексы неполноценности, какими страдает наш кинематограф. В нём нет никакой художественной свободы и абсолютно никакого отношения к исходному литературному материалу: ни любви, ни нелюбви к тому, что написали Стругацкие. А то, что поклонники Стругацких заявляют о близости фильма к литературной основе, – сомнительный комплимент писателям. И уж точно это говорит о том, что авторы фильма роман не осмыслили.

Очень хорошо помню выход в свет фильма «Сталкер». Помню ажиотаж вокруг премьеры и как через двадцать минут после начала люди толпами покидали кинотеатр. Люди, пришедшие посмотреть фантастический фильм, с громкой руганью и хлопаньем дверей выходили в Кемерово из зала кинотеатра «Москва». Многие матерились. Те, кто читал и любил Стругацких, в большинстве своём на дух не приняли картину. Я в свои 13 лет тоже не принял фильм. Да наверное, и не мог принять. Что я мог понять тогда в этом сложнейшем гениальном фильме? Но я досмотрел его до конца. Был возмущён, ругался, что тягомотина, но фильм встревожил и не отпускал. А главное, он вызвал серьёзные сомнения. Может, это были первые в моей жизни и важнейшие сомнения, связанные с искусством. Фантастику я тогда очень любил, и поскольку с книгами вообще было трудно, а с фантастическими особенно, я записался в клуб любителей фантастики под названием «Альтаир» в библиотеке имени Гайдара. Членство в клубе давало некоторые льготы, можно было вне очереди получить желаемую книжку, но, правда, только в читальном зале. Самому сейчас не верится, но каждое воскресенье в 9 утра я выезжал со своей окраины в центр, чтобы в числе первых прийти в читальный зал и взять особо ценную книгу с которой и просиживал там до вечера.

Это я к тому что период увлечения и любви к фантастике у меня был. И очень преданной любви (улыбка). Про фильм «Сталкер» я знаю многое. Я знаю, что Стругацкие несколько раз переписывали сценарий, а Тарковский его не принимал. Я читал два варианта сценария, они публиковались. Оба были плохие и с большим количеством фантастических элементов. Знаю, что Тарковский в итоге сам написал окончательный вариант. На сегодняшний день я знаю фильм почти наизусть. Какие там тонкие диалоги, какие они смешные! Монолог писателя о читателях из этого фильма только недавно стал мне понятен. Это монолог про меня (улыбка). Когда бывает плохо, я сам могу произнести такой монолог. Фильм Тарковского очень далёк от романа «Пикник на обочине». Но при этом в фильме много любви, так что чувствуется, почему именно этот роман заставил одного из крупнейших мастеров мирового кинематографа так долго над ним трудиться и в итоге сделать шедевр. Любовь и очень мощное внутреннее высказывание чувствуются в каждом кадре. В фильме «Обитаемый остров» в каждом кадре чувствуется полное безразличие. Я думаю, что равнодушие и отсутствие собственной темы – это то, что не даст Бондарчуку-младшему сделать хоть что-нибудь значительное. Бондарчук не даёт надежды на то, что в нём появится хоть какое-то художественное содержание. И очень символично, что именно он практически назначен главным кинематографистом нового поколения страны. Так что фильм «Обитаемый остров» отражает общее состояние дел. Но это не страшно, такое кино долго не проживёт. Ещё немного, совсем немного и все кинотрюки будут смотреться так же нелепо, как сейчас выглядят циклопы в старом фильме про Синдбада-морехода. А когда-то, маленький, я их боялся.

На «Стиляг» шёл исполненный скепсиса и недоверия. Точнее, был уверен, что разрекламированный, имеющий такую кассу и так радостно принятый массами фильм не может быть хорошим. К тому же я знал, что у этого фильма есть все признаки мюзикла (улыбка). Русский мюзикл – что может быть страшнее?!

И как же мне понравилась картина! Какой Валера молодец! И как хорошо, что именно этот фильм стал рекордсменом продаж и победил! Это хорошо говорит о нас, о зрителях. Мы, очень разные, разных возрастов, вкусов, достатка и образования, приняли этот фильм, а «Обитаемый остров» не приняли. Мы молодцы.

В «Стилягах» много остроумных, художественных и очень кинематографичных решений. Такую Москву, какой в общем-то никогда не было, но которая есть на открытках, а главное – в каком-то мифическом ощущении ушедших эпох, было создать наверняка гораздо труднее и интереснее, чем ту вторичную, простите, хрень, которую мы наблюдали в «Обитаемом острове». Москва в «Стилягах» будто бы нарисована американскими художниками пятидесятых годов, которые рисовали девушек «пин ап». А ещё атмосфера фильма напоминает «Книгу о вкусной и здоровой пище» 1953 года с раскрашенными фотографиями. Это очень верное решение автора, сделать Москву такой, какой он не видел, но нафантазировал. Точно так же Масленников создавал из Риги Лондон для своего гениального Шерлока Холмса, правда, не компьютером, а фантазиями и своим представлением о том, каким мог быть Лондон той прекрасной эпохи.

Музыкальное решение фильма меня потрясло: так просто и так верно. Валерий Тодоровский чуть старше меня, но, в общем-то, мы сверстники. И он использовал в фильме песни нашей юности. Те песни, под которые мы проходили наши первые сильные переживания. Это были наши песни, и в них была наша свобода. Аранжировать их под пятидесятые – это замечательно, это мощное художественное решение. Если бы там прозвучали американские песни пятидесятых, наверное, ничего бы не произошло, не случилось бы того чуда, какое есть в этом фильме. Я слышал о нелепых претензиях к фильму с точки зрения подлинности воспроизведения эпохи. Чушь! Автор воспроизвёл свою любовь к юности родителей, к мифам того времени и той Москвы, но главное – к своей собственной юности. Весь фильм пропитан любовью. В нём нет плохих, есть счастливые и несчастливые, а мерзавцев нет.

И как же чудесно играет актёр, занятый в главной роли! Символична разница между главным героем «Стиляг» и «Обитаемого острова».

Не знаю, какая судьба ждёт этого актёра, но он настоящий. Есть надежда, что ему хватит сил и вкуса не затеряться в сериалах и бессмысленных проектах. Как он сыграл! В нём такое сильное внутреннее напряжение, настоящее понимание того, что он делал, и очень высокая степень точности. Он мне напомнил молодого Шона Пенна, пожалуй, моего самого любимого актёра современности. Они оба маленькие, некрасивые, какие-то жилистые, беспородные что ли. И при этом – не понимаю, как они делают то, что делают. Об Антоне Шагине ещё, конечно, рано говорить как о большом артисте, но дай ему Бог!

Очень рекомендую всем посмотреть фильм Вуди Алена «Сладкий и гадкий», где молодой Шон Пени играет джазового гитариста. Как он это сыграл – не понимаю! Между фильмами «Стиляги» и «Сладкий и гадкий» нет практически ничего общего. Но страсти в исполнителях главных ролей буквально через край.
А ещё, когда смотрел «Стиляг», вспомнился мне фильм «Плакса» («Crybaby») с юным Джонни Деппом. Этот фильм я давно люблю, здесь впервые увидел Джонни Деппа, и я уверен, что Тодоровский его смотрел. Это очень близкие по сути фильмы, но при этом «Стиляги» ничуть не вторичны, они скорее развивают тему, чем её повторяют.

Я совсем не боюсь упрёков и ругани в свой адрес за то, что мне понравились «Стиляги»: в этом фильме есть любовь к тому, что дорого мне. А в фильме «Обитаемый остров» любви нет. И я догадываюсь, как сейчас хреново Бондарчуку. Какой бы он ни был заласканный и захваленный, защищенный государством и мощной пропагандисткой машиной, всё же он человек и не дурак. И я думаю, наедине с собой, внутри себя, он понимает, что сделал фальшивку и дрянь, и наверное догадывается, что на большее не способен. Без любви жить страшно. А Валера молодец! И все мы, кто способен радоваться и чувствовать, тоже молодцы.

Ну, расскажу про Вьетнам.
Собственно, что я знал про Вьетнам до того, как там побывал? Какие у меня были о нём представления? В общем-то, жутковатые. Вьетнамцев я видел довольно много, с детства, они жили в двух больших общежитиях недалеко от того дома на окраине Кемерово, в котором проживала наша семья. В большинстве своём это были вьетнамки, парней было немного. Все они работали на текстильном производстве. Жили они довольно закрыто. По городу не шастали. Отвозили и увозили их на автобусах. Про них ходили слухи, что они переловили всех кошек и собак в округе, что едят тухлую рыбу и что с ними лучше не связываться. Все, кого мы видели, были маленькие, щупленькие, одеты были одинаково и убого. Местные авантюрно настроенные пацаны пытались с вьетнамцами разобраться и выяснить, что они из себя представляют на самом деле, но получили жёсткий отпор. Сам видел одну драку. Маленькие вьетнамцы дрались отчаянно, очень технично и жестоко. Они дрались бесстрашно – не боялись пропустить удар и не боялись нанести тяжёлые увечья противнику. Короче, они победили и укрылись в общежитии.

В 1977 году мой дядя, который работал инженером на авторемонтном заводе, ездил во Вьетнам в командировку. Оттуда он привёз несколько раскрашенных циновок, серебряные украшения, конические шляпы, мне он подарил вьетнамский солдатский шлем, похожий на пробковый колониальный, хотя был сделан из бамбуковых листьев. Я был в этом шлеме героем двора, и до самого отъезда в Калининград он болтался у нас дома. Ещё дядя привёз рассказы о нищете, грязи, поедании змей и лягушачьих лапок. Он ещё что-то рассказывал удивительное, но я не помню. Что-то я знал про вьетнамо-американскую войну А на службе было много интересных историй от тех, кто побывал во Вьетнаме, кто стоял на базе в Кам Ране. Кто-то прослужил там все три года, работая на заводах и обслуживая нашу базу. Все они говорили о тяжёлых климатических и бытовых условиях. Потом были американские фильмы про вьетнамскую войну: «Апокалипсис», «Охотник на оленей», «Взвод» и другие.

В 1990 году я встретил множество вьетнамцев в Берлине. Они очень быстро организовали рынки и лихо зарабатывали в то время, когда границы между ГДР и ФРГ были уже открыты, но действовали и гэдээровские, и дойчмарки.

Такой вот скудный набор фактов и ощущений… Я летел во Вьетнам самолётом вьетамских авиалиний. Большой Боинг 777 был забит до отказа. Вьетнамцев было две трети, многие семьями, с маленькими детьми. Мужчины в большинстве своём в нелепо сидевших на них чёрных и серых костюмах и плохих рыночных кожаных куртках. Женщины были одеты с тех же рынков и в то, что обычно сами продают. Мы летели в Ханой. Как только самолёт взлетел, многие родители уложили детей на сиденьях, а сами уселись на пол, и вообще разместились как хотели. Перелёт был утомительным. Вьетнамцы беспрерывно что-то делали, дети кричали, кто-то громко разговаривал. А голоса у них пронзительные… В общем, предчувствие было не из многообещающих.

В Ханое мы были совсем коротко. Усталые, пробежали по аэропорту и сели на самолёт до Хо Ши Мина – Сайгона (буду так его называть). Меня поразило, что из Ханоя в Сайгон и обратно рейсы были каждый час. Причём, самолёты огромные, то есть авиадвижение между этими городами плотнее, чем между Питером и Москвой. Этот самолёт был тоже забит, но люди здесь были совершенно другие. Много молодых, в хороших очках и одежде, с ноутбуками или книгами. Полёт был недолгим. В Сайгоне сели, когда стемнело. И Вьетнам всем многообразием жизни, тёплым, влажным воздухом и бесчисленными запахами обрушился на нас как праздник. Ничего подобного я увидеть не ожидал…

Мы сели в машину и, как только отъехали от аэропорта, влились в реку мотоциклистов. Не в поток, а именно в реку. Мы медленно поплыли по этой реке, и тут уже я не мог оторваться от окна. Как они ездят! Во-первых, медленно, скорость на самых свободных участках не превышает 60 км в час. Правил уличного движения, если они там и есть, я не понял. Главное правило, которое они чётко соблюдают: нужно беспрерывно давить на клаксон. Я так и не разобрался, зачем они подают сигналы: клаксонят все и постоянно. Но это не ругань, не проявление грубости, не уличная перебранка, это такой способ вождения, общения и жизни.

У них совершенно особая культура использования мотоцикла, мотороллера, мопеда. В первую очередь шлем. Почти все шлемы маленькие, без стеклянного забрала, и невероятно разнообразные. Я видел шлемы всех возможных цветов и раскрасок. Видел шлемы в виде жокейских шапок, обтянутых кожей, видел шлемы, имитирующие немецкие каски, но при этом обшитые тканью в цветочек, многие барышни и дамы надевают на шлемы поля из плотной ткани, так что шлем превращается в почти элегантную шляпку. Чего только у них на шлемах не нарисовано! Поодиночке ездит немного людей, чаще вдвоём. Но на обычный мотороллер также вполне умещается и целая семья. Маленький ребёнок впереди, за рулём мама или папа, следом более старший ребёнок, и замыкает всё это ещё один родитель.

Как мне понравились у многих барышень длинные, до плеч, перчатки из блестящей ткани… Бежевые, розовые, белые, голубые. Раньше я думал, что все вьетнамки ходят только в брюках. Ничего подобного. Многие в платьях, юбках, сарафанах. Юбки не короткие. На ногах красивые, блестящие туфли на высоком каблуке. У мотоциклистов на лицах тканевые маски, потому что дышать в таком мотоциклетном потоке практически нечем. Эти маски тоже разнообразны. Форма одинаковая, а расцветки могут быть самые разные.

Как же мне понравилось, как барышни ездят со своими парнями! Это выглядит так элегантно и красиво, в этом даже есть какой-то высокий стиль! Многие, сидя позади парня, едут на мотороллере в позе амазонки, то есть как когда-то дамы ездили на лошадях. Они сидят, изящно положив ножка на ножку, или просто их плотно сжав, небрежно держатся одной рукой за плечо или пояс спутника, а другой придерживают юбку. Я неоднократно видел тех, что умудрялись даже не держаться ни за парня, ни за мотоцикл. Они едут с прямой спиной, сложив руки на коленях. Как они при этом сохраняют осанку и не падают, совершенно непонятно. Зрелище завораживающее.

Мы ехали до гостиницы около часа, и я не мог оторваться от этого зрелища за окном. Лица, лица, глаза, шлемы, гул клаксонов. Я ехал и понимал, что в эту ночь уснуть не смогу, несмотря на тяжёлый перелёт. Я сразу понял, что Сайгон – это мой город, что здесь меня ждёт много сильных впечатлений. И я не ошибся. Мне так и не удалось сделать ни одной фотографии, которая бы передавала суть этого потока. Да и просто не хотелось фотографировать. Хотелось жить.

Поездку во Вьетнам организовал мой товарищ, отчаянный путешественник. Я не могу соответствовать его энергии и азарту. За последние два года он успел побывать на Северном и Южном полюсах. Но во Вьетнам я не мог с ним не полететь. Должен признаться, мне пришлось преодолеть серьёзный скепсис и недоверие. Я знаю Китай и китайцев, хорошо знаю Южную Корею. В Японии не был, но знаю и японцев. Я опасался встретить что-то мне известное, просто с некоторой спецификой. Вьетнам же оказался совершенно иным явлением.

Как было гениально сказано именно в фильме Тарковского «Солярис» (не настаиваю на точности цитаты): «Нам не нужен космос, мы хотим расширить Землю до его пределов. Человеку нужен человек».

Именно человеческий контакт и встреча с людьми произвели самое сильное впечатление. Такие встречи были у меня только в Африке, Индии и вот теперь Вьетнам. Больше всего меня поразило во Вьетнаме буйство жизни. Как я уже говорил, я поехал абсолютно информационно неготовым. Я не ожидал, что город Сайгон (Хо Ши Мин) – это 10 миллионов человек. Я не ожидал увидеть такие красивые парки, такую архитектуру, столь внятных и не перегруженных восточными ритуалами людей. А главное, не ожидал такого отчётливого интереса в себе к тому устройству жизни, которое там встретил.

Должен сказать, что после Сайгона я побывал в городе Хуэ (370 тыс. человек), где сосредоточено семь разного уровня университетов. Так много молодых активно учащихся людей на душу населения я не видел нигде. А в городе Нья Чанге (470 тыс. населения) есть четыре книжных магазина площадью более 1500 кв. метров. Такого уровня магазинов нет в Киеве ни одного (чтобы украинские друзья не обижались, в Калининграде тоже такого нет). Это современные магазины, а главное – они заполнены людьми… Но про Вьетнам я ещё расскажу.
Сегодня посмотрел фильм «Обитаемый остров». Должен сразу сказать, что книгу Стругацких не читал, не являюсь их большим поклонником, и меня нельзя обвинить в том, что я блюститель ревностного отношения к авторскому тексту… Я почтительно отношусь к этим авторам. Они были важными для тех, кому лет на десять больше, чем мне. Они многое сообщили предыдущим поколениям, да и продолжают сообщать уже давно написанными текстами, просто я не отношусь к числу их почитателей.

Никого не хочется огорчать. Многие успели написать, что им фильм понравился… Что же вам понравилось?! Какое безответственное по отношению к какому-либо смыслу, современности и художественному содержанию кино! Безобразие! Но главное, что для меня определяет суть того, что я видел – это чудовищно даже не провинциальное, а периферийное сознание создателей фильма. В этом фильме всё вторично, безадресно и вненационально. Я привык к тому, что американское кино – это американское кино, французское – французское, немецкое – немецкое, а японское – японское. То, что я сегодня увидел, – никакое кино. Попытка заявить о том, что в России могут снимать технически сложное кино, уже сделана Бекмамбетовым… Да, те, кто снял этот фильм, сильно потрудились. Деталей и какой-то мелкой видео-информации много. Видно, что авторам фильма много раз пришлось изобретать собственный велосипед. Наверное, это достойно уважения. Но за всем этим мельканием и желанием показать, «как мы можем», ничего нет: ни истории, ни героя, ни смысла. Совершенно ничего не понятно. А главнее главного то, что и не возникает никакого желания что-либо понимать… Нет человеческой возможности проникнуться сочувствием и следить за приключениями героя, похожего на инструктора из американского фитнес-центра. А в монтаже, который предложен авторами фильма, ни у одного актёра нет никакой возможности что-либо сыграть. Всё остальное, то есть пространство, техника, костюмы, компьютерная графика, грим и прочее – это то, что называется в простонародье «вторяк». Фальшивка.

Те же, кто пытается в этом фильме усмотреть некое высказывание о том, что творится у нас в стране и в современном мире, те, кто пытается что-то в этом фильме прочесть между строк, видимо, верят, что журналист В. Соловьёв действительно свободный и самостоятельный человек.

И всё-таки доминирующим во всём этом кошмаре является полное равнодушие и безразличие к смыслу. Главное, чего нет у автора фильма, – это внутреннего высказывания, темы. Даже тему самолюбования он не может поднять на достойный уровень. Страсти нет, душевных мускулов нет. Нет азарта, нет любви к жизни. Равнодушие порождает «проекты». Вот некий проект мы и наблюдаем как главное государственное кинопроизведение.

После Вьетнама это особенно заметно. Благо новостные программы сейчас наполнены гораздо более сложными, запутанными и страстными сюжетами. Тема газа гораздо более витиевата, чем самая сложная джазовая импровизация. Этакий газовый джаз. Так что создателям фильма «Обитаемый остров» нужно винить не в том успехе, на который рассчитывали, не нас, сирых и убогих, в своём большинстве не пожелавших проглотить эту фальшивку… Им нужно обвинять выпуски новостей, где всё гораздо более напряжённо и запутанно. И тоже, как фильм «Обитаемый остров», имеет своё продолжение, но только куда более непредсказуемое (улыбка).

Сегодня ночью вернулся из далёкого путешествия. Впечатления очень глубокие и сильные.

Побывал за десять дней в четырёх городах Вьетнама и посетил знаменитый Ангкор и город Сим Рип в Камбодже. Есть сильное ощущение, будто побывал на другой планете. Поездка была не курортная, а очень активная, с погружением в настоящую вьетнамскую жизнь. Туристических маршрутов избежать не удалось – зато удалось перешагнуть барьер и окунуться в ту атмосферу и те глубины, которые подавляющее большинство туристов преодолеть не решаются из-за незнания, как себя вести, брезгливости и самого обычного страха.

Я никак не ожидал, что Вьетнам, а главное – вьетнамцы произведут столь сильное впечатление. Поездка была неожиданной. Я совершенно не подготовился ни эмоционально, ни информационно… Но обо всём по порядку – и позже: я ещё не отошёл от буйства жизни, которое на меня там обрушилось.

Вчера попытался пойти на «Обитаемый остров» – не удалось. Уже около трёх часов дня билеты на дневные и вечерние сеансы были раскуплены. Везде толпы взбудораженных людей, все хотели продолжения праздника. Не могу сказать, что хочу посмотреть это кинополотно, у меня решительно нет никакой надежды, но посмотреть надо. Очередному «Адмиралу» нужно взглянуть в глаза. Может быть, хорошо, что сейчас не удалось. Ближайшие двенадцать дней посмотреть фильм не смогу и в ЖЖ появляться тоже. Еду в довольно дальнее, спонтанное и, скорее всего, непростое путешествие, по возвращении расскажу в любом случае, даже если не понравится.

Меня очень порадовали отклики на новую песню, потому что я волновался – опасался неприятия её теми, кто любит оригинал. Для себя мы называем её «Московское небо», но автор изначального текста не согласился с таким названием. Хотя название «Первый снег» не совпадает с содержанием того, что получилось у нас. Но что сделаешь, поэты – тонкие люди (улыбка). Многие отклики буквально осчастливили. Надеюсь, у нашего варианта этой удивительной песни будет своя интересная и долгая жизнь, не противоречащая оригиналу.

Хочу перед отъездом затронуть вот какую тему… Во время автограф-сессии в книжном доме «Москва» на Тверской мне был задан вопрос о том, как я отношусь к мату в интернете, который позволяют себе известные интернет-персонажи.

Когда я служил, у нас была поговорка: «Матрос без мата что солдат без автомата». И именно со службы помню верные интонации, удивительные формы и сочетания тех самых слов. Я помню выдающихся мастеров и виртуозов, которые употребляли мат так самобытно и изобретательно, что возникала гордость за то, что я таких людей знаю (улыбка). И ещё я совершенно уверен, что пришвартовать большой противолодочный корабль к стенке (пирсу) в конце октября, когда от холодного ветра не гнутся пальцы, а холодные и мокрые швартовы кажутся неподъёмными… Без мата такое действие совершить невозможно. И много таких тяжёлых мужских дел, которые без мата неосуществимы. В этом мате нет злобы, в нём есть необходимость. Я знаю, как часто мат необходим в терапевтических целях. Выругался тихонечко себе под нос или громко, в одиночку, и – полегчало, отпустило… Но интернет совсем другое дело. Во-первых, слышать мат и читать его – это разные вещи. Во-вторых, в присутствии женщин и детей материться нельзя. И те самые люди, которые изощрённо матерятся на палубе, на стройке, в шахте или на нефтяной вышке, не позволяют себе мата в присутственных местах, потому что знают вес и силу этих слов. А те мальчики и девочки, которые беспрерывно набирают пальчиками матерные слова на клавиатуре, очевидно не знают ни веса, ни силы, ни меры, ни вкуса. А главное – они не умеют материться. Мальчиками и девочками я называю и вполне взрослых и известных в интернете персонажей. Просто как только начинают изъясняться при помощи мата, они превращаются в мальчиков и девочек, которые вдруг почувствовали, что «ой, рядом нет мамы и папы» и можно не изображать из себя благовоспитанных детей.

Помню отчётливо, как в первый раз услышал так называемое непечатное слово с экрана. Это случилось в 1987 году, я тогда ещё служил. В воскресенье в Доме офицеров мы смотрели фильм Швейцера «Крейцерова соната». Подавляющее большинство зрителей-матросов спали, а я смотрел. И вдруг герой, которого играл Янковский, сказал: «Ты ведёшь себя как б…» Я сначала не поверил своим ушам. Всё-таки это был Советский Союз, фильм снимал знаменитый режиссёр, да и материал был классический. Это слово прозвучало, как выстрел. Потом его заменили в этом фильме на слово «кокотка».
Но губы актёра произносят короткое слово. Помню, я долго думал над тем, что услышал. И понял, что для Швейцера такое высказывание – серьёзной поступок, очень серьёзный, смелый и наверняка продуманный. Ему нужно было разбудить зрителей, вернуть давно привычному тексту остроту и жизнь. Ему нужно было передать невыносимый гнев и отвращение, которые испытывал герой. И после этого слова зритель воспринимал весь оставшийся фильм иначе. Я думал тогда, будучи матросом, многие дни. Хотя вокруг меня был практически сплошной мат. Вот что значит точное и, можно сказать, выстраданное высказывание.

Когда кто-то в компании или даже в телевизоре и уж тем более в интернете беспрерывно сорит матом, когда экран телевизора воспроизводит движение губами, а динамик пикает – это всё мусор, неряшливость, а самое главное – признание неспособности внятно высказаться и обозначить смысл своего высказывания. В этом даже не наглость и не смелость, но пренебрежение к окружающим, к самому себе, к языку, на котором мы говорим, и к смыслу в целом.

В моих текстах есть те самые слова. Их совсем немного. Для меня это непростое решение, но всегда взвешенное. Кто-то с этим не согласен, и я могу этих людей понять. Но я уже испытал всю ту сложность, которая сопровождает момент написания этих слов на бумаге, потому что написать – это не то же самое, что сказать. А кто-то это делает совсем легко. Таков же вес всего, что они говорят.

Может быть, кто-то считает, что это здорово и даже модно – материться в просвещённом обществе. Полагаю, что не модно и не здорово. По-моему, это выглядит весьма нарочито, иногда истерично, а чаще всего просто глупо. Свинство это (улыбка). Эх, послушали бы они нашего боцмана Хамовского!

Не пытайтесь найти меня на «Одноклассниках» и «В контакте». Замучили уже меня вопросами про моих двойников. Там только демоны. А я ЗДЕСЬ, только ЗДЕСЬ.