Здравствуйте!
Вот-вот на экраны выйдет фильм Резо Гигинеишвили «Заложники». Я посмотрел этот фильм на Сахалинском кинофестивале. Жюри этого кинофорума совершенно справедливо отдало приз за лучшую режиссуру именно этой картине. И на нынешнем Кинотавре «Заложники» получили приз за лучшую режиссуру и за лучшую операторскую работу.
Я нечасто соглашаюсь с мнением жюри, но в данном случае Резо заслуживает приз именно за режиссуру, поскольку самое главное в его новом фильме – это то, какие большие кинематографические возможности он демонстрирует.
Резо прежде снял широко известные фильмы «Жара» и «Любовь с акцентом». А ещё он всем известен, как зять Никиты Михалкова. До показа на Кинотавре фильма «Заложники» про него было всем всё понятно. Кому-то нравились его работы, кому-то не нравились. Но и тем и другим было всё понятно. Своей новой картиной он смог мощно удивить тех, кто шёл её смотреть с готовым мнением. Правда, многие, удивившись, всё равно остались заложниками своего предвзятого и уже оформившегося взгляда на режиссёра Гигинеишвили.
Я разговаривал с людьми, которым фильм категорически не понравился, и понимал, что люди увидели то, что заранее решили увидеть. Поэтому я решил написать то, что пишу.
«Заложники» — картина довольно странная.
Резо, по мнению многих, лёгкий и весёлый автор, весьма предсказуемый и даже попсовый, вдруг снимает картину про 1983 год, про время, в котором он сам был ещё младенцем. Он снимает историю страшной трагедии, боль которой ещё не улеглась, а именно, историю захвата заложников в самолёте рейса Тбилиси-Батуми. Снимает он свой фильм на грузинском материале, с грузинскими актёрами и, в основном, на грузинском языке. То есть, в наш прокат он выйдет с субтитрами. А это мужественно. Это почти так же смело, как поступок Клинта Иствуда, снявшего фильм «Письма с Иводзимы», в основном, на японском, зная, что американские зрители субтитры читать не любят.
В фильме Резо много мужественных решений… Режиссёр совершенно не побоялся того, что фильм может быть понят упрощённо и прямолинейно. Так многие критики эту картину и поняли. Они поняли её, как фильм романтизирующий и оправдывающий то страшное, что совершили герои… Те, кто так понял этот фильм, не поняли ничего!
Забавно то, что Резо говорил, что в Грузии, наоборот, многие обиделись на картину, посчитав, что фильм как раз стирает романтический флёр с этой истории, хотя там многими принято считать героев этой трагедии романтиками и борцами за свободу.
В «Заложниках» невероятно подробно и точно воспроизведена эпоха, которую сам режиссёр помнить не может. Я же прекрасно помню и Тбилиси и Батуми того времени. Резо не прокололся нигде! Ему очень важно воспроизвести эпоху точно. У него, наверняка, были фантастические консультанты. Вот только эпоха не является главным героем этой картины. Те, кто ту эпоху помнит, радуются больше, те, кто не помнит и не могут оценить точности, радуются меньше.
Точность исторических событий, наверняка, весьма высокая. Но и это не главное.
Какие-то герои получились точнее, какие-то почти не ясны. В этом можно предъявить претензии авторам. Если захочется предъявлять претензии, то фильм такие возможности даёт.
Вот только главное и удивительное в фильме Резо «Заложники» — это искусство кино!
В этом фильме режиссёр нам даёт много кино, как искусства, как особого и феноменального вида художественной деятельности. Эта картина демонстрирует очень значительные возможности своего режиссёра. Они таковы, что становится ясно, что мы имеем дело с кинематографистом, от которого можно ожидать в дальнейшем чего угодно. Возможно, очень боюсь сглазить, мы видим появление самого значительного режиссёра этого поколения в отечественном кинематографе.
Фильм производит сильное впечатление и даже шокирует… Но от фильма возникают не какие-то простые эмоции, типа страха, жалости, возмущения или отвращения, фильм производит именно впечатление! А впечатление может возникнуть только от художественного.
В «Заложниках» есть сцена, которая меня буквально потрясла. Буквально!!!
В этой сцене один из героев прощается с матерью, родственниками, знакомыми. Он прощается с ними навсегда. Но только он один знает о том, что это прощание навсегда. Для остальных мальчик просто ненадолго уходит… В доме застолье, веселье… А юноша ненадолго улетает в другой город. Ничего особенного. Только герой знает, что он сейчас выйдет из дома и больше сюда никогда не вернётся. Он также знает, что жизнь этого дома будет разрушена. Закончится вся жизнь, которая шла и идёт. Он понимает это по-юношески, но понимает. Он боится и не хочет уходить. Ему страшно, но решение принято. И он прощается, не имея возможности даже намекнуть тем, с кем прощается, что он уходит навсегда.
Эта сцена снята так удивительно, так сложно и витиевато и при этом ясно и одним длинным, длинным планом. Это почти балет, настолько точно, виртуозно это сделано. Во время этой сцены звучит не музыка, а звуки настраивающегося оркестра… Вот-вот что-то начнётся.
Эта сцена – настоящее кино. Никаким другим способом и языком, кроме кинематографического, эту сцену передать нельзя. Я её пересказал. И понимаю, насколько не могу ничего передать словами. Почему? А потому что настоящее кино пересказать нельзя.
А ещё вот чего не увидели, не услышали, не почувствовали те критики, что заранее поняли фильм и поняли его однозначно… Они не увидели, что в фильме жалко всех. Всех без исключения. И героев, которые совершили непростительное, чудовищное злодеяние, и невинно убиенных людей, и родителей героев, чья жизнь была сломана, и партийных функционеров, и тех, кто лгал, и тех, кто не мог сказать правду, жалко всех, даже самых маленьких персонажей этого фильма.
Это потому, что фильм не про то, кто был прав, кто не прав, кто был герой, а кто нет… Фильм про то, что жизнь невероятно, непостижимо хрупка… И то, что в жизни всё связано.
Эту картину непременно стоит посмотреть в кинотеатре, чтобы ощутить, как и что чувствуют незнакомые вам люди, сидящие рядом, чтобы почувствовать, как в жизни всё и все связаны.
Наедине у компьютера так остро этого почувствовать не получится.
Ваш Гришковец.