Здравствуйте!
С большим трудом пытаюсь войти в наше местное время. Каждый раз смотрю на часы с удивлением. Вот сейчас за окном хороший, тихий, очень солнечный вечер, а по моим ощущениям – раннее утро. Так трудно и так тяжело я никогда не входил в местное время после перелётов. А когда прилетел из Москвы в Нью-Йорк, адаптация прошла легко и быстро. Чуть-чуть потерпел, не стал расслабляться и отдыхать по прилёту, уснул по местному времени и проснулся уже вполне свежим и адаптированным.
Вот она, хитрая Америка! На Запад лететь легко. Пожалуйста! А вот улетать обратно, на Восток, очень трудно.
Когда прилетел в Нью-Йорк, разместился, принял душ и, конечно же, скорее поспешил выйти на улицы этого великого города… Потому что Нью-Йорк того стоит. Потому что в Нью-Йорке, особенно когда ты понимаешь, что ты здесь ненадолго, очень обидно тратить время на сон.
А на самом деле, когда ехали из аэропорта на Манхэттен, я уже в такси беспрерывно вертел головой по сторонам. И мне совершенно по-детски хотелось тыкать во всё пальцем и всё фотографировать. Как я уже говорил в самой первой заметке о Нью-Йорке, было полное ощущение попадания в кино. И главное, это было радостное изумление, что американское кино – не ложь, не что-то фантастическое и не что-то надуманное…
Вот за окном большое, длинное жёлтое такси, за рулём человек с огромной чёрной с проседью бородой и в тюрбане. Из его машины доносится индийская музыка. Как в кино. Надо только вспомнить название фильма. Такси отстало – и вот на экране окна машины, в которой я ехал, чёрный, очень «ужаленный» Додж какого-то баклажанно-перламутрового цвета, в нём два смуглых «латиноса» с набриолиненными волосами в майках-алкоголичках с большими золотыми крестами на шее. Из их машины доносится соответствующая музыка. Один курит, другой ест что-то такое, что в кино называлось «бурито». Название того фильма тоже крутится в голове, но Додж громко и очень низко взревел, уехал из кадра, и на его месте возник огромный чёрный джип с огромным, таким же чёрным человеком за рулём из другого кино.
При любом освещении — утром, днём и ночью, в Нью-Йорке есть ощущение того, что ты находишься внутри кино. Кино уже тобой давно просмотренного, знакомого. Это очень увлекательное ощущение. Но оно не может длиться долго, это увлечение. Неизбежно приходит пресыщение. У всех по-разному. У кого быстро, а кто-то может наслаждаться этим и желать это повторить…
Но я говорю про чувства и впечатления человека в Нью-Йорк приехавшего, прилетевшего, в Нью-Йорке не живущего и не намеренного в этом огромном городе жить. Местные жители знают свой город по-другому. Или вовсе его не знают, как многие и многие москвичи, живущие где-нибудь на Юго-Западе или Юго-Востоке нашей столицы, редко выезжающие в центр и даже не догадывающиеся о том, что то, в каком городском пейзаже они постоянно живут, мало чем отличается от пейзажа города Новосибирска.
Точно так же те жители Нью-Йорка, с которыми удалось пообщаться, говорили что, мол, Манхэттен – это не весь Нью-Йорк, что надо пожить в Бруклине или посмотреть на Манхэттен с другого берега из Нью-Джерси, что в большом Нью-Йорке есть совсем тихие, приземистые районы, зелёные, тихие, удобные и почти сельские. Говорили, что в Нью-Йорке возможна размеренная, комфортная жизнь, солидная, с пробежками по набережной и велосипедными маршрутами. Я им верю…
Однако, какая разница в приземистом, солидном и почти сельском жизненном укладе какого-то района Нью-Йорка от жизни в подобном районе другого города? Для меня, приезжего – никакой.
Нью-Йорк – это Манхэттен! Именно Манхэттен и только Манхэттен! Кин Конг не стал бы бегать по Бруклину или Квинсу. Ему нечего делать на Брайтон Бич или Кони айленд. Ему, как приезжему, нужен был Манхэттен. Именно Манхэттен и только Манхэттен! А на Манхэттене долго не протянуть, даже Кин Конгу.
Да, Нью-Йорк – это каждую секунду кино. Очень цветное, даже ночью. Я надеялся, что удастся увидеть и чёрно-белое. То есть, уютное, не широкоэкранное и не блокбастерское. Я мечтал, что смогу найти, увидеть и ощутить Нью-Йорк из раннего Вуди Аллена. Хотел оказаться в его фильме «Манхэттен», а не в реальном Манхэттене.
Сколько раз я пересматривал кусками и любимыми эпизодами этот чёрно-белый фильм. Но реальный сегодняшний Нью-Йорк весь и постоянно цветной. Мне показали места, в которых снимал свою картину Вуди Аллен. Я прошёлся некоторыми маршрутами того фильма… Ничего общего, кроме зданий и номеров улиц. Тут либо тот Нью-Йорк безвозвратно закончился, либо Вуди Аллен бал таким мощным художником, что мог создавать художественное пространство столь сильно отличающееся от реальности, либо то и другое вместе. Но мне увидеть того Манхэттена не удалось. Ни капельки. Я всё время был в другом, не столь мною любимом кино.
Что ещё поражает в Нью-Йорке – это беспрерывная череда персонажей. Такого количества ярких, эксцентричных и забавных людей нет нигде. В Нью-Йорке всё время хочется фотографировать и фотографировать лица. Все они как будто тоже из каких-то совершенно конкретных фильмов. Всех их я как будто когда-то видел. Все люди, которые по-настоящему живут или работают на Манхэттене, будто прошли серьёзный отбор, жёсткий кастинг на то, чтобы жить или работать здесь… Дневные и ночные портье в гостиницах, охранники у дверей клубов и модных ресторанов, бомжи с корзинами-колясками, украденными из супермаркетов, продавцы хотдогов, «белые воротнички», идущие по улицам, говорящие с неведомыми людьми по телефону и отпивающие кофе из картонных стаканов, полицейские… ужасно громкоголосые, грязные, запылённые толстяки-строители в комбинезонах и касках… Этих толстяков в городе полным-полно, потому что везде, в каждом квартале что-от ломают, что-то переделывают, что-то роют экскаваторами, долбят огромными перфораторами или отбойными молотками – и всё это делают персонажи. Персонажи что-то выкладывают в витринах бесчисленных магазинов, персонажи лежат на газонах любого сквера, персонажи за стойками баров с обеих сторон, персонажи ведут автобусы, грузовики и, конечно, таксисты, таксисты, таксисты.
Вот я сел в такси… Таксист, конечно же, отделён стеклянной перегородкой, к нему открыто окошечко, я сказал, куда мне ехать, он кивнул головой, тронулся, спросил, откуда я, я ответил, что из России. Он обрадовался. Однако, обрадовался так, как радуется много раз на дню, то есть, профессионально. Потом сказал, что он из Сирии, что он христианин, что Россия единственная страна в мире, которая друг Сирии, что если бы не Путин, то с Асадом было бы то же самое, что с Каддафи и Хусейном, сказал, что очень любит русских, что красивее русских женщин не существует, что он очень хотел бы побывать в Москве, но вот уже сорок два года живёт в Нью-Йорке. Я спросил давно ли он не был в Сирии. Он сказал, что сорок два года и не был. Но благодарен русским за то, что они не сдают американцам его Родину… Буквально через два часа я снова был в такси. Таксист спросил, откуда я, я ответил, он не обрадовался. Сказал, что сам он из Афганистана и дальше ехал безмолвно. Судя по его возрасту, он минимум лет тридцать как уехал из родной страны.
И вот так в Нью-Йорке беспрерывно. И всё хрестоматийно, и всё как из какого-то фильма. Такой вот совершенно особенный и единственный в своём роде город. Но я хочу о нём написать ещё.
Ваш Гришковец.