Здравствуйте!
Позавчера прилетел в Москву и весь день отказывался давать журналистам комментарии о выступлении Константина Аркадьевича Райкина на седьмом съезде Союза театральных деятелей. Я думаю, что многие знают суть этого громкого и мощного высказывания. Отказывался от комментариев потому, что не читал, и не видел само выступление, не знал последующих высказываний и реакции на данную тему. Сегодня высказаться могу.
Я целиком и полностью согласен с тем, что и как сказал Константин Аркадьевич. Он точно имел и имеет право так говорить, и он определённо имел и имеет причины для такого высказывания. Я не член Союза театральных деятелей, а он таковым является давно. Я не руковожу государственным театром, а он давно и славно этим занимается. Я не народный и даже не заслуженный артист, а он по-настоящему народный артист России. Райкин — человек, который давным-давно живёт театром, не отвлекаясь на что-либо другое, живёт своими студентами, спектаклями и русской театральной культурой в целом. Он её неотъемлемая часть. Он один из последних настоящих рыцарей нашего театра. И поэтому я с почтительным вниманием выслушал его речь.
То, что он назвал цензурой, наверное, таковой не является, он просто выбрал это слово для того, чтобы быть понятнее и чтобы прозвучать мощнее. Цензуры в том смысле и в том виде, в котором она была во времена его творческой молодости и во время всей жизни и творчества его отца, в сегодняшней России нет. Но выступление Райкина наполнено весьма существенным опасением, что она может вернуться. Потому что налицо масса явных признаков вульгарной, дикой и абсолютно внекультурной цензуры, а эти признаки и проявления омерзительны и страшны одновременно.
Я с уверенностью могу сказать, что мои произведения не подвергались цензуре. Никогда. Никто из неких представителей власти тем или иным способом не указывал как мне что-то писать в книжках или как и что мне исполнять на сцене. Честно говоря, я даже не могу себе представить такой ситуации… Ситуации, в которой меня кто-нибудь заставил что-то убрать из текста романа, повести или пьесы. Или выдал бы распоряжение о запрете какой-то части моего спектакля. Никогда никакие комиссии не принимали моих новых постановок… Но проявления псевдо-цензуры касались и меня. Цензуры связанной исключительно с невежеством и злоупотреблением полномочиями.
Например, в одном областном центре, а также и во всей области были на длительное время запрещены постановки моих пьес и мои собственные выступления. Эти репрессии коснулись не одного меня, а целого списка современных драматургов. Такое решение было принято лично местным министром культуры, которая усмотрела в современных пьесах много ненормативной лексики. То, что в моих пьесах нет ненормативной лексики и что ряд моих текстов входит в школьную программу, министра не интересовало, или её не уведомили. Но тем не менее, её распоряжение работало. Я долго не мог приехать в означенный город, поскольку ни один директор ни одного государственного театра или концертного зала не решался предоставить мне свою сцену в аренду. А у нас все театры и концертные залы государственные. Пришлось делать то, чего делать очень не хотелось – выходить на министерство культуры, пытаться кому-то что-то объяснять, уговаривать. В итоге, пока министр не ушла со своего поста, я не мог приехать к тем зрителям, которые меня ждали… Что это как не цензура? А то что я не называю город и область – это не что иное как проявление самоцензуры, потому что опасаюсь, что если это моё высказывание попадёт на глаза новому областному министру повторится прежняя ситуация.
То есть подлинной официальной цензуры нет, а опасений и страхов у людей, занимающихся культурой и искусством много. А также много больших и мелких неприятностей, создаваемых ръяными блюстителями нравственности и самовыдвинутыми цензорами из толпы.
Например, знаю точно, что появление в зрительном зале на спектакле человека в рясе теперь никого не радует, а наоборот… Сейчас человек в рясе, или даже не в рясе, но с явными признаками представителя РПЦ, появившийся на каком-то культурном мероприятии, то есть на выставке, в театре, на концерте, вызывает ощущение прихода представителя надзорных органов. Разве это не ощущение того, что цензура возрождена, но только функции цензоров взяли на себя не представители государства, а совсем другие люди.
Константин Аркадьевич упомянул в своей речи знаменитую историю с оперой «Тангейзер» в Новосибирске. Тогда один «неравнодушный» священнослужитель отреагировал на «неравнодушные» высказывания прихожан и выступил… От чьего лица он выступил? Вот ведь вопрос! Если человек выступает не просто как человек, а как представитель Русской православной церкви, то есть под церковным именем и саном, то значит он высказывает мнение всей Православной церкви… Это в точности также, как если бы какой-нибудь майор или даже молоденький лейтенант сходил бы, допустим, на мультфильм «Урфин Джус и его деревянные солдаты», узрел в картине намёк на издевательство над Российской армией и военнослужащими и выступил бы по этому поводу, но не как Саша или Коля, а как лейтенант или майор Такой-то… В таком случае он выступил бы от лица всей армии, включая министра обороны.
В скандале с «Тангейзером» или со спектаклем «Метель» в Ижевске священнослужители выступали не как частные зрители, за ними вставала вся мощь РПЦ, весь её авторитет и влияние на массы. В этих случаях государство хранило молчание, а то и высказывало одобрение и поддержку церкви. Чиновники и депутаты осуждали театральных деятелей вместе со священнослужителями, как будто речь шла не об абсолютно светской сфере культурной жизни. Всё это в полной мере можно назвать цензурой.
Когда я еду на гастроли в какой-нибудь город, в каком прежде не был, ну, например, в Нижний Тагил, то от организаторов гастролей узнаю, что либо кто-то из руководства театра, либо кто-то из руководства областной или городской культуры обязательно интересуется: «а у него ничего такого в спектакле нету?» Как следует понимать это самое «ничего такого»? И при этом же всё понятно. Это ли не цензура? Мелкая, доморощенная, можно сказать, огородная, но цензура.
Константин Аркадьевич в своей речи как достойный человек не сказал ничего о том, как были сорваны спектакли его театра в Санкт-Петербурге, и о том, какие были дикие высказывания на тему этого спектакля… Имеется ввиду спектакль «Все оттенки голубого». Возможно, кто-то не знает и не может понять из названия, но художественная ткань спектакля соткана из темы гомосексуализма. И что?… В этом спектакле разве содержится героизация гомосексуализма как образа жизни? В спектакле есть какая-то пропаганда? Разумеется, нет! Райкин и его театр не того уровня люди, чтобы заниматься пропагандой или героизацией чего-либо. В спектакле, наоборот, есть мощная тема трагедии родителей, которые понимают гомосексуальность своего ребёнка как беду. В спектакле звучит трагедия непонимания.
Есть масса высокохудожественных произведений, в которых много насилия и крови, при этом эти произведения несут высокогуманный посыл и пафос, в них насилие не просто осуждается, но и воспроизводится художественными методами, как нечто чудовищное и недопустимое. Однако же мы знаем также массу случаев, когда наличие насилия трактуется идиотами и ханжами, как пропаганда оного.
Искусством и культурой должны и могут заниматься только люди искусства и культуры. Художники! И никто кроме них. В противном случае нужно честно объявлять и заниматься цензурой. Но если государство в лице разных людей заявляет, что у нас цензуры нет и возвращение к ней невозможно, то тогда любым попыткам псевдонародной цензуры, как то свиной голове у театра, якобы заложенным бомбам в зале, оголтелым выступлениям представителей РПЦ, поливанию мочой выставки – этому всему должна быть дана нормальная и внятная правовая оценка. То есть бегущие впереди паровоза рьяные поборники нравственности и жаждущие защитить русскую культуру, в которой они ничего не смыслят, от деятелей культуры, должны быть наказаны или внятно осуждены общественным порицанием и не иметь никакой государственной поддержки. А художники должны быть внятно защищены.
Спектакли идут в театрах, оперы идут в оперных театрах, выставки происходят в выставочных залах. Всё это не выплёскивается на улицы, наоборот, это улица врывается в театр. То есть на ту территорию, на которой существует определённые не уличные законы.
Райкин верно сказал, что у театра есть достаточно возможностей и средств не допустить на сцену антихудожественного… Есть образование, профессиональные навыки, есть вкус и совесть наконец. Любой спектакль в театре или опера — это результат коллективного труда и коллективное же решение всех тех, кто в спектакле участвует, от актёров до художественного руководителя театра. И никакой представитель государства не может, и не должен иметь никаких прав запретить деятелям культуры осуществлять их культурную деятельность, если эта деятельность не нарушает существующих законов, то есть не выходит за рамки сугубо культурной деятельности. Пляски в храме Христа Спасителя, прибивание гениталий к мостовой Красной площади объявлялись их исполнителями художественно-культурными акциями. Эти, с позволения сказать, акции, нарушали существующий общественный порядок и были осуждены. А чем они отличаются от поливания мочой выставки или от свиной головы у дверей МХТ? Но кто за это наказан?
Пресс-секретарь президента сказал о некоем госзаказе культуре и предложил не путать цензуру с госзаказом… Я не понял этого высказывания. Я спросил своих коллег из государственных театров имеют ли они госзаказ. Они тоже не поняли о чём идёт речь… Что это за госзаказ? Я понимаю, если бы театру «Сатирикон» Райкина государство в виде Министерства транспорта или Министерства здравоохранения, образования… заказали бы спектакль о транспортниках, медиках, энергетиках, учителях, об их самоотверженном труде, а «Сатирикон» выпустил бы спектакль «Все оттенки голубого», тут бы я понял возмущение и негодование, при том, что если бы был ещё соответствовал договор и заказчиком была бы утверждена пьеса, а также утверждён режиссёр. В кино у нас практически так и происходит. Но в театре же этого нет!
В России есть наше достояние – репертуарный театр. И репертуар каждого театра формируется художественным руководителем, главным режиссёром, пожеланиями труппы, драматургическими новинками, свежими тенденциями и прочим и прочим, но никак не по заказу каких-то чиновников или представителей министерств и ведомств. Репертуарные театры существуют за счёт государства, они изначально так создавались, иначе они не могут существовать. Государство доверило содержательную часть театра людям, которые осуществляют их художественное руководство. Доверило! После этого оно обязано финансировать эти театры. В дальнейшем государство имеет право проверять и контролировать, как потрачены выделенные деньги. Если они выделены на ремонт, значит ремонт в театре должен быть сделан, если деньги выделены на постановки, то они должны быть потрачены на декорации, костюмы, зарплаты. Государство имеет право потребовать, чтобы постановка была выполнена в срок, и деньги не были бы украдены. Но вот суть и качество постановки государство не может оценивать. Не имеет права в том государстве, которое мы имеем и по тем законам, которые у нас есть. Так что любые проявления цензуры, которые осуществляют поддерживаемые или не осуждаемые государством общественные деятели — это не что иное, как произвол и хулиганство.
И ещё хочется спросить про упомянутый госзаказ… Государство выделяет культуре чьи деньги? Государство это кто?
Константин Аркадьевич Райкин высказался эмоционально, мощно, не вполне связно, но очень ясно. Он вообще редко высказывается. Но если высказался, значит, наболело. Сейчас кто-то, кому неприятно сама суть его высказывания, пытается намекнуть, что, возможно, он так высказался по причине недостатка денег у его театра. Какая глупость!!! Во-первых, Райкин вообще не про деньги, он про театр, а во-вторых, когда хотят решить финансовый вопрос, когда хотят денег, обычно вовсе помалкивают или выступают совершенно не так, а совсем наоборот.
Райкин прав и в том, что в сегодняшней ситуации в том времени, в котором мы живём, деятелям театра необходимо единение. Убеждённое единение в том, что мы, деятели культуры, мы, те, кто делает театр, должны защитить не только самих себя, но и друг друга от любых посягательств на наше право делать искусство так, как мы считаем нужным. А также мы, театральные деятели, обязаны защитить право наших зрителей видеть наше подлинное искусство, и предоставить возможность зрителям решать, ходить на наши спектакли или не ходить, любить их или не любить, понимать наши произведения или не понимать… Но именно наши произведения, не тронутые цензурой и грубым вмешательством.
Наши зрители должны знать, что мы и только мы – люди театрального искусства несём полную ответственность за то что представляем на сцене, мы обязаны отстоять право на эту полную ответственность и не отдать её государству, цензуре или каким-то активистам. Наши ошибки и провалы — это наши ошибки и ничьи более. Но и сила наших высказываний – это наша сила! И если мы позволим всем тем, кто рвётся к цензуре победить, позволим им хоть что-то нам диктовать, мы тут же потеряем доверие наших зрителей, зрители утратят веру в театр.
Мы не должны позволить глупости победить. А когда закрывают выставку, запрещают спектакль — это значит, что глупость, невежество, пошлость, побеждают… какими бы этот спектакль или выставка ни были. Запретили выставку с якобы педофильскими фотографиями, облили фото мочой, и тысячи людей, которые знать не знали этого фотографа, которые никогда на выставки никакие не ходили, тут же посмотрели фотографии этого фотографа в интернете. Кто победил? Запретили «Тангейзер» в Новосибирске, а художественное качество этого спектакля, мягко говоря, не бесспорно, и тут же героизировали режиссёра, предоставили ему в сущности бОльшие возможности, к тому же убрали очень хорошего директора, вместо которого поставили авантюриста. Кто победил? Запретили мат на сцене и тут же сделали тех, кто со сцены матерится героями… Во всех этих случаях получается пиррова победа.
Убеждён, что те, кто по-настоящему живёт театром, все театральные деятели и настоящие зрители, высоко оценили высказывание Константина Райкина, многие убедились в том, что уважали и уважают, любили и любят его не зря. Почти уверен, что все те, кто руководит государственными театрами, те, кого можно называть ХУДОЖЕСТВЕННЫМИ руководителями, все с ним согласны. Однако уже многие выступили осторожно, не выступили вовсе, высказались уклончиво, не согласились с его выступлением… Но их можно понять. Боятся люди… А значит Райкин прав.
Ваш Гришковец.