Здравствуйте!
Наступает новый рабочий сезон. Мой шестнадцатый полноценный профессиональный театральный сезон. Он будет для меня в высшей степени необычный. В грядущем сезоне я буду делать то, чего никогда не делал.
Восемнадцатого сентября в театре «Школа современной пьесы» состоится премьера спектакля режиссёра Иосифа Райхельгауза «Пока наливается пиво». В этом спектакле я сыграю роль бармена.
Спектакль будет импровизационным, в его основе нет и не будет написанной пьесы. Райхельгауз имеет большой опыт работы с таким материалом и в репертуаре его театра есть спектакль, который сделан по такому же принципу, и который мы вместе придумывали. Идея нового спектакля, его название, то, что всё должно происходить в баре, и некоторые его сюжеты также были предложены Иосифу Леонидовичу мною. Но в предыдущем спектакле я не участвовал как актёр, при этом довольно подробно продумывал и разрабатывал основу диалогов.
В спектакле «Пока наливается пиво» всё по-другому. Композиция, диалоги и остальные структурные элементы спектакля разрабатывал режиссёр, то есть Райхельгауз. А я буду исполнителем роли. Понимаю, что эта роль будет ключевая и связующая. У меня будет много свободы для импровизации. Но тем не менее, это будет именно роль в спектакле режиссёра Иосифа Райхельгауза.
Прежде я никогда… Подчёркиваю: никогда не играл в спектаклях, поставленных другими режиссёрами. Я всегда работал на сцене в своих собственных постановках, начиная с кемеровского театра «Ложа». Да и то, в «Ложе» я исполнял только крошечные эпизоды, поскольку осуществлял режиссёрский труд. Просто на сцену очень хотелось.
Восемнадцатого сентября впервые в своей жизни я выйду на сцену в качестве артиста и впервые буду играть не в своём спектакле с целым коллективом других людей. А перед этим будут репетиции, которые вовсю идут в «Школе современной пьесы», но пока без моего участия. Прежде я никогда в жизни не репетировал с театральным режиссёром, как исполнитель. Вот такое мне предстоит приключение.
А в начале следующего года я буду ставить спектакль как режиссёр в МХТ имени Чехова. Соответствующее решение уже принято. Ставить буду собственную пьесу «Весы», которую написал в январе текущего года.
Когда я её писал и когда закончил, мне в голову не могло прийти, что буду ставить её сам. Я предлагал её тем режиссёрам, которым она может быть интересна и по зубам. Но у людей есть собственные планы. Сергей Пускепалис, который прекрасно поставил пьесу «Дом» в МХТ и который очень воодушевился пьесой, к сожалению, оказался занят в те сроки, которые предложил ему театр.
И вот пьеса зависла. Я отчётливо увидел, что для этой пьесы нет сейчас режиссёра и нет режиссуры. Будучи остросовременной и сегодняшней, она сознательно написана так, как писались пьесы в конце шестидесятых и семидесятые годы. Те, кто был носителем режиссуры того времени, уже ушли из театра и жизни. Те, кто шёл за ними, либо увлеклись, да так и заблудились в постмодернистких дебрях, практически не выходя оттуда, не чувствуя и не понимая сути живого сегодняшнего времени. Вслед за ними пришли режиссёры, которые, если заметны, то занимаются исключительно собственной волей. Не искусством, а вопросом, что им можно, что им позволено на сцене и чего нельзя. При этом они постоянно выясняют для себя и демонстрируют, что им можно всё. Те же, кто в этом поколении сорока-пятидесятилетних незаметен, то это люди, готовые делать что угодно и где угодно, лишь бы иметь работу и оплату своего труда. Многие из них способные люди, не бесталанные, но, в отличие от заметных, абсолютно безвольные. Поэтому и говорить практически не о чём. Дальше есть невнятный пробел… А те, кто сейчас юн, молод и успел о себе заявить, они пока юны и молоды для того, чтобы заинтересоваться той, в общем-то, весьма скромной пьесой, которую я недавно написал.
Но эта пьеса мне самому так дорога, я так не хочу, чтобы она зависла… Вот я и решил ставить её самостоятельно.
Двенадцать лет я не занимался режиссурой. Двенадцать лет не работал с артистами… И вот снова решился. Последняя моя режиссёрская постановка — спектакль «Осада» в МХТ. С гордостью могу заявить, что спектакль получился настолько крепким и живучим, в смысле, живым, что он до сих пор идёт на сцене МХТ, причём, в том же составе, в котором он репетировался и выпускался.
Однако, спектакль «Осада» я делал без написанной пьесы. Все монологи, диалоги были продуманы, да и сам спектакль был мною жёстко сконструирован заранее в голове. Но пьесы я актёрам не давал. И это было принципиально, чтобы они ощущали и верили в подлинное сотворчество, соавторство со мной. Хотя, это во многом была мною создаваемая иллюзия соавторства.
В случае с постановкой пьесы «Весы» всё совершенно иначе. Пьеса написана. Актёры её будут учить, я буду эту пьесу с ними разбирать и ставить. И в этом смысле нет никакой разницы: буду я ставить мной написанную пьесу или написанную любым другим автором, хоть Шекспиром, хоть Островским. Единственное, что я смогу себе позволить, это заменить какие-нибудь слова, а также сократить или, наоборот, удлинить любой диалог или монолог.
А я так никогда в жизни не работал. У меня нет режиссёрского образования. У меня есть колоссальный сценический опыт. Но режиссёрской практики в классическом её виде у меня никогда не было. Конечно, я очень и очень волнуюсь и даже робею. Но и азарта в связи с этим мне не занимать.
Я очень жду двух этих событий и двух этих работ. Главным образом, я жду и жажду работы в коллективе. У меня так давно этого не было, что мне кажется, я полностью забыл и утратил многие социальные навыки…
Может быть я съёмки в кино так сильно люблю и так ими наслаждаюсь только по той причине, что это коллективная работа.
Я знаю, что мне многие коллеги завидуют, исключительно по той причине, что я работаю один. Что весь мой творческий процесс исключительно индивидуален и одиночен, как в работе над книгами, так и в работе над спектаклями… Но и на сцене я один.
Это, конечно же, очень удобно и рационально. Я знаю, что многие мои коллеги очень устали от коллективного труда, от того, что всем и каждому нужно беспрерывно что-то объяснять, что результат их работы сильно, а то и целиком, зависит от исполнителей… А они, эти исполнители, все сложные, все со своими амбициями и тараканами, часто пьющие и безответственные и, хоть талантливы, но зачастую дураки. А ещё в коллективах интриги, беспрерывные обиды, зависть, ревность… И прочие сюжеты. Когда работаешь один ничего этого нет, а главное, никому ничего не надо доказывать и объяснять. Это да. Есть чему позавидовать.
Но в одиночестве, хочу сказать я всем тем, кто завидует моему одиночеству, можно забыть и потерять всякую связь с живой жизнью, с живым человеком, утратить понимание людей и забыть тот язык и тот способ высказывания, который другому человеку нужен, интересен и понятен. А ещё именно из настоящей социальной жизни, из работы в коллективе, из постоянного столкновения с чужими интересами, чужими желаниями, капризами, мнениями, соображениями и даже с чужой глупостью, упрямством, недоверием – из всего этого рождаются точные слова, смыслы, и даже замыслы новых произведений.
Двенадцать лет назад, когда я закончил постановку во МХАТе имени Чехова (тогда он ещё был МХАТом) я так радовался завершению работы!!! Я так от неё устал!… Не от артистов… Хотя, несколько артистов мне устроили такие демарши, что чуть не поставили саму премьеру под угрозу срыва, которые своим поведением вынудили меня отказаться от работы с ними. Но другие артисты продемонстрировали такую преданность профессии и такую товарищескую поддержку, что у меня язык не повернётся сказать, что я от артистов устал…
Я устал тогда от некой обстановки. От целого ряда требований и обязанностей, исполнять которые мне в моей свободной жизни не приходилось и не приходится. Я устал от постоянного отчёта в собственных действиях и от ряда ограничений этих действий. Мне не нравилось, что вообще во многом я должен был давать отчёт, и не всё мне было позволено…
То есть, я устал от того, о чем, наверное, постоянно работающий в театральном коллективе режиссёр, даже не задумывается…
Я устал от того, что каждый день нужно было приходить на работу в определённое время, что есть обеденные перерывы, что сегодня кто-то в одном настроении и работает хорошо, а на следующий день он в настроении дурном, потому что у него что-то стряслось дома или на любовном фронте, или просто встал не с той ноги. Я тогда устал от того, что репетиция, в которой задействованы хорошие артисты, техники, да и я, могут ждать пока одна единственная уборщица будет что-то доделывать.
А теперь я всего этого хочу. Я хочу спешить на работу к определённому часу, хочу этой встречи с коллективом перед репетицией. Хочу людей, с которыми буду работать, в хорошем они настроении или в плохом… Хочу, в конце концов раздражаться или, наоборот, быть благодарным той самой уборщице. Я жажду нормальной коллективной работы, в которой у меня есть обязанности перед кем-то, и у кого-то есть обязанности передо мной.
То есть я хочу того, чем подавляющее большинство людей живёт каждый день, ходя на работу.
Я сначала по этому соскучился, а потом осознал необходимость подлинной, не фиктивной, а настоящей социальной жизни. В этом сезоне она у меня будет.
Одиночество, конечно, рационально и удобно. Оно даже выгодно. Но только одиночество… Это не весело.
Когда-то, когда я сделал театр «Ложа», нашёл и пригласил в этот театр людей, научил их быть актёрами мною придуманного театра, сделал спектакли… Тогда я был молод, очень молод. И когда мои спектакли получали похвалы на фестивалях… Я всегда говорил: «мы сделали этот спектакль», «мы придумали такой способ театрального существования».
А мне всё время тогда хотелось сказать : «Я придумал, «я сделал». И это было бы правдой. Но я не мог так сказать. Это было нескромно. Да и воспитание не позволяло.
Теперь мне очень часто хочется сказать «Мы»! Но я давно один, как в творческом процессе, так и на сцене.
Ваш Гришковец.