Здравствуйте!
Надвигается первое сентября. Это несчастный день календаря. Особенно для родителей. Дети в силу чудесности своей природы и наивности, многие даже соскучились по школе, даже хотят поскорее встретиться с одноклассниками… Дети способны не думать о том, что радость встречи с ребятами и со школой будет длиться не просто коротко, а очень коротко. Буквально несколько дней…
А вот родители, особенно ответственные, понимают, знают и считают последние дни до первого сентября… Знают, что начнутся бесконечные школьные будни, беспрерывные какие-то нервные мелочи, проблемы, от которых невозможно отмахнуться, простуды, справки, родительские собрания… Изнурительное, ежедневное наблюдение своих детей по утрам невыспавшимися, несчастными, раздражёнными. С первого сентября постепенно мы начнём всё сильнее и сильнее скучать по нашим детям счастливым, радостным, беззаботным.
А сейчас масса родителей бегает по магазинам, чтобы купить нужную обувь школьного формата и нужного размера. Ноги у всех за лето повырастали… Ведь недавно же покупали ботинки и с серьёзными физиономиями говорили: «О-о-о, это ему года на полтора!» Не тут-то было! Летом всё растёт усиленно. Особенно детские ноги.
Так что мечутся люди, а выбрать обувь трудно… Эти слишком нарядные и дорогие для школы, эти какие-то тяжёлые, эти — коричневые, под школьную форму не годятся, а эти вроде ничего, но не на все случаи, нужно брать ещё одну пару. Ужас!!! Да к тому же родительская конкуренция сейчас в обувных магазинах такая же, как в лесу после дождя в общеизвестном грибном месте.
А в Калининграде второй день такая чудесная погода, и грибов, действительно, в лесах полным полно. А небо, деревья, птицы не заглядывают в календарь. Розы по всему городу снова распустились… За окном лето в самом, самом соку и разгаре. А в голове и сознании пульсирует надвигающаяся страшная дата: 1 СЕНТЯБРЯ.
Вчера с большим интересом и вниманием посмотрел по каналу «Культура» запись творческого вечера любимого режиссёра Алексей Юрьевича Германа. Запись 1989 года. Герману тогда был 50-51 год. Почти как мне сейчас. А мне тогда было 22. Я только вернулся со службы, очень остро впитывал то время и отчётливо его помню.
Всё то, что Алексей Юрьевич говорил о профессии, о сути художника, об актёрах, о своём понимании кино – всё было умно, тонко, интересно и ни капельки не устарело. Но он также говорил о политике. В том, что он говорил, слышалось его понимание процессов, тогда происходящих в стране. Это было понимание умного, весьма смелого и в высшей степени самостоятельного человека. И как же наивно было это понимание!!! Проще говоря, из сегодняшнего дня то, что говорил большой художник, который к тому моменту уже снял все свои великие фильмы, за которые мы его любим, было очень и очень наивным.
В конце вечера он сказал (это не цитата, это я передаю сказанное своими словами): «Мы всё-таки живём в удивительное, интересное время, когда люди друг друга слышат, мы друг друга слышим. И у нас есть возможность, шанс что-то сделать для нашей страны, что-то изменить…»
Общий смысл таков. Приблизительно так он сказал, подводя итоги своего содержательного творческого вечера. Какое действительно удивительное было время! У могучего художника и мастера, который уже прожил полвека, и у меня юнца, едва за двадцать, было одинаково романтическое ощущение того, что происходит. И вера в собственные возможности и силы.
Сегодня мне почти пятьдесят. И я знаю совсем молодых людей, и у нас наблюдается общее ощущение, что люди сегодня друг друга не слышат, не желают и решительно не имеют никакой возможности. А также у меня и у многих, многих молодых нет иллюзий, что мы что-то можем сделать для своей страны и уж, тем более, ничего не можем изменить…
А тогда , в 1989 году, Герман выглядел полным сил, азарта, был остроумен и искромётен, говорил и игриво, и жёстко в какие-то моменты. Он выглядел счастливым. И конечно, тогда он не мог предположить, что больше не снимет великого кино, которое полюбят зрители, и что наступят такие времена, глядя из которых его высказывания будут казаться наивными.
Побывал недавно в небольшой горной греческой деревне и увидел запечатлённое отношение ко времени тех людей, которые живут на древней-древней греческой земле. Вот у кого надо поучиться спокойному отношению к стремительному движению времени… Мне такому не научиться.
Я не могу себе представить, как можно родиться в деревне, которая помнит Одиссея, который в ней или около неё побывал, а к тому моменту деревня уже не была новой. Я родился в городе, про строительство которого мне рассказывал дед. Он это строительство прекрасно помнил, а когда я родился, деду моему было всего сорок восемь. Я никогда не смогу почувствовать движение времени также мудро, как люди, родившиеся на древних землях и в древних культурах…
В Греции, когда едешь по, что называется, просёлочной дороге или идёшь по улице небольшого городка, деревни, на столбах, обычных столбах для проводов, можно увидеть листочки формата А4 с какой-то надписью и крестиком. Так греки сообщают о смерти своих родных и близких. Эти листочки — и сообщения о смерти, и некрологи.
Едешь вдоль моря, а на столбах скорбные объявления. В каждом районе или околотке свои. Они постепенно накапливаются, одни покойные перекрывают других… А потом в какой-то день все эти листочки счищают и процесс начинают сызнова. Так что хотя бы какое-то время столбы стоят чистые.
И вот я гулял по очень старой, даже по греческим меркам, горной деревне и увидел столб… В этой деревне, как я понял, траурные объявления на столбы не клеят, а прикрепляют к столбу степлером. Понятное дело, что делают они это не с давних времён а с тех пор, когда им стал доступен степлер. Вот что я увидел.
Присмотритесь к столбу.
На меня это произвело странное впечатление. Я не могу его сформулировать. Мне не стало ни грустно, ни весело. Я просто ненадолго почувствовал движение времени также, как ощущают его жители этой деревни. Это ощущение мне понравилось больше, чем то, которое является моим. Они там относятся ко времени легче… К жизни и смерти относятся, очевидно, легче, хоть, возможно, их жизнь сама по себе и тяжелее… Они способны на такое лёгкое ощущение движения веков и даже тысячелетий. Для них не происходит таких изменений, какие произошли с 1989 года со мной, с нами, со страной. И вряд ли для них такой страшной датой является начало учебного года их детей и внуков. Но я так, как они, не могу. Хотел бы. Но даже пробовать нечего. Не получится!
Ваш Гришковец.