Здравствуйте!
Завтра Пасха. Радостный чудесный праздник. Всегда любил крашенные яйца. А их у нас дома красили даже в те времена, когда слова Пасха и кулич никак не были связаны в моём детском понимании с Иисусом Христом. Атеисты дедушка и бабушка красили яйца на Пасху и верба была дома на Вербное воскресенье. И яблоки на Яблочный спас. А ещё была радость… Прекрасный праздник. Дети его очень любят, и я его люблю…
Но завтра для меня и моего брата, для моей мамы и для детей моих главным будет не Иисус Христос и даже не Пасха…
Причина простая — завтра моему папе исполняется семьдесят лет. Так уж совпало. В этом году и на его юбилей… Потому что папа любимый отец и любимый дед… Насчёт того какой он муж — об этом может судить только мама.
Я уже как-то писал, но повторюсь, что в детстве, лет до шести я был абсолютно уверен, что первомайская демонстрация на центральной площади города Кемерово проходила в честь моего отца. И я страшно гордился тем, что масса людей приходили поздравить моего папу. Когда мне исполнилось шесть, мы на три года уехали жить в Ленинград, и уже первомайская демонстрация в Ленинграде заставила меня засомневаться в том, что она устроена в честь моего отца. Я понимал, что мы недостаточно прожили в этом славном городе, чтобы у папы появилось так много любящих его друзей и знакомых… А завтра на его семьдесят лет совпадает не только Первое мая, но и светлый праздник Пасхи! Везучий он человек!
Я всегда считал и считаю отца очень красивым. Сильным. Мужественным. А также упрямым, безрассудно смелым, взрывным и даже вспыльчивым. Гордым, а частенько слишком гордым, но при этом преданным и в своей преданности бескомпромиссным. Чем дальше, тем чаще вижу что становлюсь всё больше и больше похож на отца. Не внешне и не характером, а скорее жестами, движениями, походкой, взглядом, голосом. Помню, что какие-то характерные отцовские жесты меня не то чтобы раздражали, но удивляли. А тут я их отчётливо обнаружил у себя. И мне это нравится.
Отец всегда всю жизнь меня поддерживал и поддерживает. Он поддерживал меня даже тогда, когда не соглашался или не понимал того, что я делаю или того, что хочу. Мы часто спорили до крика, смертельно друг на друга обижались. И всё равно он меня поддерживал. Помогал и тогда когда я был беззащитен — защищал.
Театр «Ложа» в городе Кемерово, мой первый театр, не прожил бы так долго, не устоял бы без отцовской административной поддержки и помощи, а так же без его финансового участия. Отец не считал то, что я делал в театре в Кемерово профессией и тем делом, которое может меня и мою семью прокормить, но он помогал. Без волевого решения отца мы не смогли бы все вместе переехать в Калининград. Без него бы у меня не было того жилья, в котором родилась моя первая дочь. Без его терпеливой поддержки у меня не было бы времени на создание спектакля «Как я съел собаку». И я не забуду отцовскую очень сдержанную гордость и радость, когда он смотрел на то как мне вручают «Золотые маски» в двухтысячном году. В качестве поздравления он сказал тогда только одно: «Ну вот, наконец-то у тебя есть работа».
Отцом всегда восхищались и продолжают восхищаться люди, которые с ним работали и его студенты. А я в сущности даже не понимаю и не знаю, чем таким они в моём отце восхищались. Потому что не знаю сути его работы и того что он давал студентам в виде образования. Но я точно знаю, что Валерием Борисовичем Гришковцом восхищаться нетрудно, он классный. Он остроумный, азартный и красивый. Правда, он для людей обычно был более классным, весёлым и остроумным, чем для нас, его домочадцев. Но что тут поделаешь, это наша семейная черта, мы любим нравиться.
Отец непросто перенёс тот момент, когда фамилия Гришковец стала ассоциироваться в первую очередь не с ним, а со мной. Но так случилось. А теперь я знаю, что он очень гордится и внимательнейшим образом следит за тем, что со мной происходит. И это его внимание, а главное — его гордость, удержала меня и удерживает от многих глупых, безответственных, а то и неправедных поступков и шагов. И я не позволю себе струсить или спасовать, даже если испытываю страх. Перед отцом стыдно. Потому что он точно не трусит. Никогда.
Папа завтра не собирается праздновать юбилей, маме тоже в этом году семьдесят. Может они решат объединить свои семидесятилетия. Всё-таки они со школы вместе.
А я не знаю что ему подарить. Вот никак не могу придумать подарок. Но что-нибудь обязательно придумаю.
Папе семьдесят! Мне на следующий год пятьдесят. Какие странные цифры. У меня есть ощущение, что они на нас не похожи. Во всяком случае семьдесят точно не похоже на моего отца.
Сегодня буду играть в Москве спектакль «Как я съел собаку» и во время выступления по Кемеровскому времени наступит первое мая. В спектакле много про детство, в спектакле много жизнерадостности и надежды. Вся моя жизнерадостность и упорная любовь к жизни ощущаются мною как полученное от моего папы.
Ваш Гришковец.