Здравствуйте!
Помню, самые грустные и даже отчаянно-тоскливые ощущения Нового года, а точнее, самого мною любимого посленовогоднего затишья 1-го и 2-го января у меня связаны с двухтысячным годом. Первого января двухтысячного года, довольно рано, практически утром, мне пришлось улететь из Калининграда в Питер с тем, чтобы сесть в поезд и отправиться в Хельсинки на целый месяц для совместной российско-финской-немецко-шведской постановки. Таких совместных проектов тогда, да и наверное сейчас делается много. Практического и художественого смысла в них мало, но какие-то денежки от каких-то фондов и бюджетов участники таких проектов получить могут. Тогда мне денежки были жизненно необходимы. Я тогда страшно мыкался, иногда ездил на какие-то фестивали со своей «Собакой», в лучшем случае получал грамоты за участие.
Прибыл я тогда в Хельсинки 2-го января утром. Шёл сильный дождь. Снега на удивление не было. Тяжёлое финское небо лежало на крышах, во дворях и вдоль дорог валялись уже выброшенные ёлки. Тоска была нестерпимая, поселили нас в ужасных условиях. И ещё хотелось как можно больше сэкономить денег из тех суточных, которые нам давали. До сих пор удивляюсь, как мне тогда удалось прожить месяц в совсем недешёвом по-европейским меркам Хельсинки всего за двести шестьдесят долларов и около тысячи сэкономить. С каким трудом я тогда расставался с финскими марками. Евро тогда ещё не было… Как же мне хотелось домой тогда, 2-го января!
Помню курьёзный случай, котрый случился со мной при отъезде. Перед отъездом из Финляндии я поменял все сэкономленные финские марки на доллары, оставил только купюру в пятдесят марок. Уж очень мне не хотелось тащиться автобусом на вокзал. Хотелось обратно ехать на такси, чтобы дорога из опостылевшего уже за январь Хельсинки была радостная. Я уточнил, сколько будет стоить такси до вокзала, мне сказали, что где-то 20 марок или около того. Я оборадовался и подумал, что мне хватит ещё купить себе чего-нибудь вкусненького в поезд.
Тёмным зимним утром в назначенное время такси подъехало. По почти пустым улицам до вокзала доехали быстро. За дорогу перебросился несколькими фразами с таксистом. Он оказался словоохотливым, но я очень плохо понимал его финский вариант английского. У вокзала я спросил сколько с меня, он махнул рукой в сторону счётчика и я увидел на светящемся узком дисплее 103 с лишним финских марки. Я моментально покрылся холодым потом, мне стало жалко и денег, столь тяжело заработанных, мне стало обидно за несправедливость и ещё я стал ругать себя, мол, не ездил на такси, так и нечего начинать. Вслух же я возмутился, говорил, что это непомерно дорого, что у меня нет столько денег… Финский таксист растерянно хлопал глазами, не понимал моего возмущения, а я завёлся и продолжал. В итоге, он пожал плечами, сказал, что это совершенно обычная цена и ещё раз показал на счётчик. И тут я понял, что он-то мне показывает на счётчик, а я-то смотрю на радио, которое располагалось чуть выше счётчика. На счётчике было 21.60 FM а на радио было 103.7 FM. Вот такое курьёзное совпадение. Такого теперь нигде не может случиться.
Уезжал я тогда из Хельсинки счастливый, посмеивался над собой, да и ехал я в Москву, чтобы получить первую в своей жизни серьёзную профессиолнальную премию. Премию «Антибукер» за лучшую пьесу на русском языке в 1999 году. Ими были признаны пьесы «Записки русского путешественника» и «Зима». И премия была значительная, аж 12 тысяч долларов. После вычита налогов я получил на руки девять с половиной тысяч. Я чувствовал себя после нищенской жизни в Хельсинки на вершине мира и богачом. Следом, в конце марта, будут «Золотые маски» , первые зарубежные триумфальные европейские выступления, первые гастроли. В том самом 2000 году произошёл мой переход из одной жизни в другую. Моему появлению на профессиональной сцене были рады критики, коллеги, зрители. Со мной случился, что называется, оглушительный успех. При этом самое начало года было безнадежно тоскливым, неприкаянным и почти голодным.
Хороших вам празников и существенных личных достижений в грядущем году.
Ваш Гришковец.