Здравствуйте!
Заканчивается 30-е декабря. Завтра совершенно сумасшедший день и по возможности радостный вечер. Сегодня постарался обзвонить и поздравить как можно больше людей, чтобы заранее, спокойно и не в суете. А также хотел доставить им удовольствием не беспокоиться о завтрашнем звонке мне.
Мало до кого дозвонился. Видимо, сегодня и день и вечер у многих сумасшедшие.
А всего неделю назад в воскресенье у меня были очень длинные сутки. Не правда ли, занятно вылететь ранним утром из Благовещенска, лететь 7 часов, прилететь в Москву и следом вылететь в Кишинёв… И прилететь в Кишинёв засветло. В прошлое воскресенье сутки у меня получились 32 часа.
Был в третий раз в Кишинёве, но в первый раз видел этот город без снега. Всегда прибываю в Кишинёв в декабре. И предыдущие оба раза город был не просто засыпан, а завален снегом. В этот раз столица Молдовы была туманна, влажна и промозгла. Но было чистенько и без снега.
Когда три года назад впервые смотрел на город с высоты гостиничного номера, он вечером был тёмен, и только центральная улица светилась, как некая единственная магистраль. Нынче же городские улицы освещены, а центральная улица и площадь просто сияют рождественским и новогодним убранством. Причём, украшены не крикливо, не глупо, а красиво и трогательно.
Однако три года назад настроения тех людей, с которыми мне посчастливилось познакомиться были веселее. Они не заводили грустных разговоров о ближайших безрадостных перспективах…
Нынче же, в свете новогодних огней, кишинёвские мои знакомцы с печалью поведали мне о том, что скорее всего я вижу перед собой исчезающую самобытную страну, почти исчезнувшую культуру, а от того города, в котором они родились, прожили детство и юность, остались только общие очертания, без внутренней сути и содержания. Они говорили о том, что неизбежно скорое растворение маленькой Молдовы в большой Румынии, что и у президента, и у мэра, и даже у силовых министров двойное гражданство и румынские паспорта, и что они сами, несмотря на весь свой патриотизм, уже имеют румынские паспорта.
Один мой ровесник сказал мне: «Для меня всегда было важным и ценным… я гордился тем, что здесь бывали… у нас в Бессарабии… Пушкин и Толстой, для нас всех это было важно. Я молдаванин и для меня это важно. А для румына это… безразлично. Кто такие Пушкин и Толстой для Румынии?»
В этот раз я исполнял в Кишинёве «Прощание с бумагой». И этот спектакль именно в столице исчезающей страны прошёл как-то особенно остро. Кишинёвская публика острее всего реагировала на тему неизбежной и безвозвратной утраты. На тему того, как мы наблюдаем за исчезающей реальностью, но при всей любви к уходящему только ускоряем расставание.
Из Кишинёва в Одессу ехал машиной. Там всего 190 км. Но ехали мы почти 5 часов…
Я очень хотел проехать этой дорогой. По этой дороге когда-то ехал Пушкин. Мне хотелось увидеть деревни, хотелось увидеть дома… Мне казалось, что мне удастся увидеть и почувствовать уклад, немножко глянуть на ту самую Бессарабию, по которой «цыганы шумною толпой».
Однако, ничего я не увидел, хоть и выехал довольно рано с тем, чтобы доехать до Одессы засветло. Не вышло! Ну, во-первых, в Молдове общеевропейское время, в отличие от России, во-вторых, ещё на окраинах Кишинёва нас встретил плотный туман. А когда мы выехали за город, мы оказались в таком тумане, который я могу назвать просто глухим. В таком тумане кажется даже звуки не слышны или далеко не улетают. Мне трудно классифицировать видимость, но думаю, что видимость была нулевая. Даже дорожные знаки мы могли разглядеть только подъехав к ним вплотную. Придорожные деревья видны были едва. А они представляли из себя нечто пугающее и до жути красивое. Я прежде такого никогда не видел. Они были покрыты инеем, но инеем совершенно особенным…
Видимо, ночью был сильный ветер, и приморозило. Ночной туман летел и остывал, оставаясь на ветках в виде длинных наростов от трёх до пяти сантиметров. Эти наросты были, как сталактиты, но только выросшие параллельно земле. На стволах, на ветвях и на веточках, на каждом миллиметре древесных фигур были маленькие, белые, горизонтальные сосульки. И на высоких травинках было то же самое, только меньшей длинны. В белоснежном тумане всё это выглядело, как абсолютная декорация. Декорация огромная и выполненная невероятными мастерами, которые не упустили ни одной детали. Но вся эта декорация, казалось, находится в бесконечном павильоне, который заполнили дымом и мы просто не видим стен и конструкций, а также тех, кто сделал такую красоту.
Я ехал из Молдовы, в которой настроения, надежды и смыслы туманны… Ехал в Украину, в Одессу, где смыслы, настроения и надежды тоже туманны, но по-другому.
Засветло добраться до Одессы не удалось. Границу проходили уже в темноте, а туман был такой, что фигуры пограничников и таможенников становились видны метра за четыре, и как бы возникали из матового сплошного белесого фона, подсвеченного жёлтыми больными огнями. От границы до Одессы я задремал и проснулся уже в «Жемчужине у моря».
Прежде не бывал в предновогодней Одессе. Иначе, чем осенью или весной. Но было хорошо. Предновогодняя суета в этом особенном городе не особенно суетлива. Видимо, просто одесситам не свойственна торопливость. Играл спектакль с большим удовольствием. Играл, понимая, что в этом году и ближайшие пару месяцев мне на сцену не надо. Можно было выложиться. Выложиться так, что просто упасть в гримёрной и не шевелиться. Одесская публика хороша для такого исполнения! В Одессе чувствуют и вылавливают слово, как мало где.
После спектакля совершенно запыхавшись и без сил я сидел, ощущая себя марафонцем не просто пробежавшим марафонскую дистанцию длиною в гастрольный год, но и марафонцем, который этот забег выиграл… И теперь можно подумать об отдыхе. Я долго улыбался после этого спектакля.
Через 4 часа после того, как отшумели аплодисменты в Одессе, я улетел в Москву, пересел с самолёта на самолёт и утром приземлился в аэропорту Храброво, недалеко от города Калининград. Ещё не забылся черноморский ветерок, а я уже вдохнул балтийского бриза.
Общение с одесситами было коротким, но очень насыщенным. Мои одесские друзья говорили много, говорили горячо, говорили в основном о том, чем живёт предновогодняя Украина 2013 года.
Те люди, которые обычно между собой спорят, спорят столько, спорят сколько я их знаю, в этот раз не спорили. Они были единодушны в том, что сдаваться нельзя, что нужно держаться и быть терпеливыми, а в противном случае позор и тьма. От усталости я слушал их невнимательно, но я видел и слышал, сколько в них и благородного и наивного вместе. Я видел, как много в них иллюзий, но при этом гордости. А самое главное, я видел не спокойных, не махнувших рукой на себя и на сегодняшнее время людей, видел людей по-разному понимающих ситуацию, но убеждённых в том, что честь и достоинство, пусть даже порой граничащие со спесью, но всё же честь и достоинство – не пустой звук. Я видел людей, которые гордились. Кто-то гордился самим собой, кто-то теми, кто стоит в Киеве на майдане, кто-то гордился, что он им послал деньги, кто-то ещё чем-то гордился… Но у них у всех была какая-то гордость и было чем и за что гордиться…
Когда подлетал к Москве, столица наша светилась таинственным и непостижимым огненным пятном. На столице лежали низкие облака, а проще сказать – туман. И улетал я сквозь туман. И утро в Калининграде было туманное. Но туман был такой… В общем, приземлиться было можно. Видимость была не очень. Но по приборам сесть было возможно. Вот мы и сели. Слава Богу! Я дома. А завтра Новый год!
Ваш Гришковец.
P.S. В предыдущей записи ошибся и написал, что в Благовещенске 120 тысяч, а там 220. Исправил.