17 декабря 2010 и текст о парижанках.

Здравствуйте!

Диктую по телефону.

Вчера играл спектакль в Москве, свой самый первый и самый знаменитый моноспектакль «Как я съел собаку». Играл его под довольно сильным и тяжёлым впечатлением от увиденных фрагментов, исполненного вчера самого массового и долгого моноспектакля, который, думаю, многие посмотрели. Я не смог посмотреть всё, не хватило времени. Да и сил, боюсь, тоже не хватило бы… хотя зрелище, а самое главное — содержание было завораживающим своей жутью. Это кошмар. Другими словами своё впечатление выразить не могу…

Вчера повстречались после спектакля со старинным другом Алексом Дубасом. Алекс человек очень мягкий, редко выражающий свои чувства резко и всегда старающийся быть ну, хотя бы по возможности улыбчивым. А в этот раз он был подавлен, говорил о том, что его тоже ужаснул сольный телевизионный концерт (понятно о чём идёт речь). Он выглядел подавленным и усталым из-за того что даже не очень понимает о чём говорить в эфире, потому что ясно что эфир будет заполнен обсуждением и комментариями по поводу целого ряда особо ужасных высказываний нашего премьер-министра. При этом Алекс говорил, что он предвидит все варианты этих комментариев. От этого становится скучно, грустно и как-то тоскливо. Говорили мы о том, что нет ощущения предела. Вроде бы предел давным давно должен наступить, но премьер-министр в своих высказываниях вновь заявил о том, что предела нет и не видно… Посмеялись с ним приведённой им цитате из любимого фильма «Вор должен сидеть в тюрьме». Посмеялись тому, что, видимо, Владимир Владимирович забыл, что Глеб Жеглов сказал эту сакраментальную фразу после того как сам подсунул кошелёк вору в карман. Кошелёк, конечно, был украден вором, но подсунул-то его тот самый герой, которого процитировал наш премьер-министр. Оговорочка, как говорится…

Но я не хочу. Совсем не хочу об этом. Уже сегодня наобсуждался и наслушался. Много-много Путин сказал фраз, которые будоражат воображение даже не дерзостью, а какой-то уверенной в себе и при этом лютой злобой. Особенно, конечно, высказывание про интеллигенцию. Давненько такого не звучало на русском языке.

Но вот что я понимаю в связи с прошедшими в Москве событиями и в связи с самой интонацией, с какой говорил самый властный человек в нашей стране. Сами события, сами беспорядки показали, что по настоящему отлаженных и мощных механизмов руководства страной у руководства страны нет. В частности точно нет настолько мощных рычагов, чтобы осуществлять ту самую цензуру, о которой так много говорится. На фоне всего этого отчётливо видна та действительно мощная самоцензура, которая давно включилась в нашей стране и которая действительно здорово работает. Эта самоцензура моментально дошла до самых отдалённых уголков страны и коснулась даже заводских многотиражек. Вот за что стыдно и вот по какой причине власть позволяет себе столь откровенные и дерзкие высказывания.

А я сейчас пойду играть концерт. Сыграем последний в Москве в уходящем году концерт. Будем говорить со сцены про любовь, про надежду и про улучшение настроения… А что ещё делать? Я уже говорил, что я ничего другого делать не умею и не хочу. Ну а тем, кто на концерт попасть не сможет, сообщаю, что альбом наш новый вышел, я уже его держал в руках. Он отлично записан и сведён. Выглядит он очень красиво, его приятно держать в руках. Так что, если приобретёте — не пожалеете.

И последнее на сегодня… Недавно давал интервью одному журналу и интервью получилось, как мне кажется, занятным. Если хотите — прочтите, думаю, что это сможет хотя бы ненадолго отвлечь вас от грустных мыслей или переживаний, от которых так трудно скрыться сейчас, особенно на огромной территории нашей любимой страны.

«Когда я говорю о французских женщинах, в голове сразу возникает образ женщины за сорок. Иногда сильно за сорок. Юных красивых женщин в Париже вы не увидите. Об этом нужно забыть раз и навсегда. Нужно ехать к университету, чтобы посмотреть на юных. Молодых в основном видишь в мотоциклетных шлемах, на каком-то мотороллере. Это, наверное, красиво, но лучше бы они шлемы не снимали. Под ним что-то ненакрашенное кудрявое. Очаровательное, замотанное шарфом, в свитере непонятного размера, с сумкой через плечо… Кто-то из моих знакомых коллег-парижанок, много старше меня, объяснила: «А зачем мне нужно было до 30 лет вообще делать макияж? Укладывать волосы, интересоваться, какой салон хороший, какой – не очень. Я и так была молодая. Даже конопатая. На 20 кило больше — такая булка, но я была молодая и всегда могла найти себе любые приключения».

Мне очень нравится парижское утро, когда парижанка выходит из дома в Шестнадцатом районе или в Сен-Дени. Не важно. Смотришь на эту женщину – где она делала укладку – непонятно. Она идет несколько озабоченно. Вся в себе. Не смотрит по сторонам. За ней легкий шлейф аромата, соответствующего времени года, и, зная московский контекст, думаешь, сейчас она пройдет чуть-чуть, и там ее будет ждать машина с водителем. Он выйдет, откроет дверцу… Но она подходит к какому-нибудь маленькому «Пежо» или «Ситроену», немножко поцарапанному и помятому, совсем не последней модели. В нем небрежно набросаны журналы, свертки, газеты. Садится в машину и поехала. И она прекрасна. У нее, возможно, есть взрослый сын. Такой взрослый, что не ожидаешь такого взрослого от нее. У нее есть любимый внук или несколько внуков. Она очень веселая, но не самая заботливая бабушка. Потому что у нее всегда какие-то дела в ее конторке или галерее, или маленьком магазинчике, или маленькой театральной кассе. Но обязательно что-то маленькое и такое же очаровательное, как она сама. У нее очаровательная квартирка — чистая, но неряшливая. Там может быть слишком много всего, накопилось, и все набросано. Новые шторы куплены, а старые еще не сняты. Вот что-то такое чудесное. Она сразу начинает с тобой общаться, глядя куда-то в сторону, параллельно говоря по телефону. Она предлагает тебе сесть. Тут же наливает кофе и хриплым из-за курения и вечных разговоров голосом что-то кому-то объясняет и при этом делает в твою сторону извиняющиеся глаза и какой-нибудь очаровательный жест. Равно как она не сняла старые шторы, а новые уже повесила, у нее есть новый друг, а со старым она еще не рассталась. У них чудесные отношения. Они могут вместе ужинать. Я видел и довольно крепкие парижские семьи, но для меня это, скорее, редкость. При этом дети, друзья… Она юна. Постоянно разговаривает, курит, ругается, открыв окно, с таксистами, много смеется, пьет вино. Она все время находится в общении. Не кокетничает. Нет, это другое. У нас женщина, которая улыбается мужчине незнакомому у лифта, будет воспринята либо как сумасшедшая, либо как команда к действию (несогласованное предложение. Возможно имеет смысл: У нас улыбка женщины незнакомому у лифта будет воспринята либо как сумасшествие, либо как команда к действию) . А там она со всеми разговаривает вот так: со знакомым продавцом в лавке, где она покупает кофе или фрукты, со знакомыми в любимом кафе, где она каждое утро пьет кофе или обедает. Она разговаривает громко. Вспомните, в парижских кафе нет музыки никогда. Там шум голосов. Там музыка не нужна. Там нужно перекрикивать друг друга, от этого громкость повышается постоянно. И это здорово. Это лучшая музыка Парижа. Француженка все время с чем-то борется. Когда в ресторанах можно было курить, парижанки возмущались, что все прокурено, хотя сами курили. Теперь, когда это запретили, говорят: «Господи, нам приходится, как собакам, ходить на улицу курить. И потом в кафе не стало нашего любимого запаха. Теперь пахнет моющими средствами и кухней. Это плохой запах». Они всё время как на картине Делакруа, где женщина с полуобнаженной грудью на баррикадах. У них все так. Это чудо какое-то, а не женщины. Я уж не говорю про пожилых привлекательных женщин, которых у нас почти нет. Парижанки не машут на себя рукой никогда. У нас так много женщин, махнувших на себя рукой, в любом возрасте, что это просто какая-то национальная катастрофа. Жизнестойкости в наших женщинах, наверное, не меньше. Но они выглядят по-другому. Ведь у всех у них, у парижанок, у которых взрослые дети, старый друг и новый друг, жизнь не сахар. Французские мужчины, может быть, выглядят получше, получше умеют себя вести, но не лучше наших. Еще более жадные, еще более капризные, еще более эгоистичные, въедливые и ревнивые. Наши женщины, конечно, более жизнестойкие. Наверное. Но не выглядят француженки при этом пожилыми после того, как жизнь их стукнула. Лучше. У них, наверное, есть традиция – не махнуть на себя рукой. А у нас женщина, хорошо выглядящая после 50 лет, либо совершает подвиг, либо, по мнению окружающих, выглядит вульгарно. А француженки возраст не скрывают и не демонстрируют. Они все-таки исходят из того, что лучше быть откровенной женщиной, которая отлично выглядит в свои 50, чем плохо выглядящей в 30. Они с возрастом не расстаются».

Пойду выступать.

Ваш Гришковец

Эссе «Что в жёлтом чемоданчике». Казантип.

Здравствуйте!

В начале прошлой недели побывал в знаменитой «республике» Казантип, которая, как известно, давно переехала с мыса Казантип совсем в другое место. Посещение этого места и увиденное произвели сильное впечатление. Я попробовал с этим впечатлением справиться и как-то его выразить. Но коротко не получилось. Получилось краткое эссе или почти рассказ. Публикую его ЗДЕСЬ и сейчас. Если вам хватит сил и желания, прочтите его до конца.

Ваш Гришковец.

 

Что в жёлтом чемоданчике?

Впервые я услышал о Казантипе летом 1995 года. Тогда мой приятель, очень любящий покурить травку, мечтающий побывать в Индии и Тибете, работающий в обл.администрации немаленьким юристом, живущий двойной жизнью парень, рассказал мне о чудесном месте в Крыму и о дивных людях, которые фантастически придумали, как можно устроить массовое счастье. Идея рейва (а это слово было тогда свежим) (кто не знает его значение – посмотрите в Интернете) ) на берегу моря с использованием мёртвой атомной электростанции звучала сильно и смело. Тот мой приятель побывал там на следующий год и остался в полном восторге. Вернулся он похудевшим, с обветренными губами, горящими глазами и ушёл на неделю в спячку. Сладкое слово Казантип, рассказы про свободу, радость и танцы при луне, про прекрасных и доступных красавиц, про чудеса изменённого сознания, а главное – про лучшую в мире музыку засели в моей голове сразу.

За последние 15 лет я слышал много о Казантипе. Слышал, что там уже не то и отстой, слышал, что там всё возродилось и что это супер… Слышал, но не был. Думал, хочу ли я там побывать, и всегда сомневался в этом.

А впервые я узнал о неком рейве и услышал соответствующую музыку в 1994 году. Зимой. Мы только-только открыли свой клуб при театре в Кемерово. Клуб зажил своей жизнью, стал известен и любим в городе… И вот ко мне вежливо обратились молодые ребята с просьбой предоставить им наш клуб для их вечеринки. Они были хорошо одеты, воспитаны, приехали на дорогих для того времени машинах. Им от нас нужно было только помещение и бар. Аппаратура наша их не устраивала, и музыку они хотели только свою. Я не возражал. В назначенный день они завезли мощное, наверное, лучшее в городе звуковое оборудование, установили его, поинтересовались, есть ли в нашем баре минеральная вода с газом, и посоветовали к вечеру подкупить минералки.

На ту вечеринку собралось человек пятьдесят юных парней и девушек. Одеты они были модно, но ничего особенного из себя не представляли. Они пообщались немного, и началась их музыка… Вскоре эти молодые люди сильно изменились… Не буду описывать их танцев, но пили в баре они только чай и минеральную воду. Мы ничего не могли понять. Только потом мне объяснили, что так пьют, когда принимают экстези. Тогда я впервые узнал слова рейв и экстези.

Я догадался, что кто-то из той компании побывал в Москве на подобном мероприятии или в клубе и хотел порадовать друзей. В рейве тогда чудилось что-то новое, передовое, креативное и уж точно что-то элитарное. Та вечеринка прошла без эксцессов. Ребята хотели продолжать устраивать свои мероприятия. Но я подумал и отказал. Было совершенно не выгодно с точки зрения экономики бара. Да и глаза ребят во время танцев меня как-то насторожили. Музыку их я не оценил и подумал про себя, что не дорос или перерос её.

С тех пор я видел разные рейвы. Это были доморощенные попытки и лучшие дансполы Европы. Всегда попадал на них случайно и быстро сбегал. Многие мои тогдашние приятели искренне отдавались этой музыке. Я всегда верил, что людям это может нравиться…

За полтора десятка последних лет мы наблюдали восхождение звания ди-джея от малопочётного до полубожественного. Мы помним, как ди-джеи стали звёздами, и их образ даже потеснил образ человека с гитарой. Худосочные, татуированные тела ди-джеев, их бледные лица в тёмных очках, их молчаливое полуотсутствие в этом мире, их вялые, скупые движения стали признаками стиля и даже обрели странную сексуальность. Ди-джеев и их образ жизни мифологизировали и обожествляли. Уже они собирали клубы и дансполы размерами со стадион. Их нечеловеческие псевдонимы сдвинули с пьедестала названия любимых групп и настоящие человеческие имена музыкантов. Их выступления стоили дороже денег.

Это длилось недолго. Ди-джеи коротко задержались в небесных сферах. Теперь всё переменилось. Ди-джеи — уже признак прошлого. Сейчас путаница…

Но я не хочу углубляться в историю. Мои познания неглубоки и являются обычными и типичными. Культура рейвов, клубной жизни, электронной музыки и ди-джейства меня коснулось постольку поскольку. Я просто жил и живу в это время. На моих глазах всё это зародилось, развивалось, дошло до пика и движется к своему закату. Я что-то слышал, что-то видел… Вот только на вкус не попробовал.

Я просто хочу сказать о том, что почувствовал и увидел на Казантипе собственными глазами нынче, а точнее, буквально несколько дней назад.

* * * * * * * * * * * * * * * *

Мои друзья и я предприняли морское путешествие по Чёрному морю. Мы второй день шли под парусом из Одессы, бросая якорь в красивых местах. Шли в Севастополь. И по пути была Поповка, куда с мыса Казантип и от мёртвой АЭС перебралась «республика» Казантип. Мои друзья и я слышали об этом много, но не видели. Мы решили заглянуть туда. И заглянули…

А перед заходом в «республику» весь день мы много купались, пили холодное белое вино, жарились на солнце. Конечно же, нас сморило сном. Проснулись мы уже к вечеру. Проснулись, и увидели далёкий берег в закатных лучах, к которому шёл наш парусник. Вскоре мы услышали ритмичное сотрясение воздуха.

Республика приближалась, и казалось, что мы подплываем к огромной декорации фантастического фильма про некую фантастическую станцию на другой планете. Но, при этом, этот фильм снимается в конце восьмидесятых, когда компьютерной графики ещё не было, а спецэффекты были наивными. И этот фильм – не «Звёздные войны», а что-то типа фильма «Солдат» с Куртом Расселом … Но должен сказать, что сама бухта возле Поповки прекрасна.

Я не ожидал увидеть столь масштабные сооружения. Там есть какая-то башня, некое огромное яйцо, разные геометрические фигуры… А в самом центре этих нагромождений находится огромный стальной круассан. Всё это установлено тесно, кажется, переплетено друг с другом и имеет внушительные размеры. Из этих стальных кущ доносилась звуковая каша, состоящая из разных составляющих и исходящая из разных источников. В бухте покачивалось на волнах несколько яхт разной величины. Но все они были плавучим сэконд-хэндом. На пляже виднелись фигурки людей. Но не очень много, а, точнее мало.

Мы выслали разведку, которая донесла, что грандиозное закрытие нынешнего сезона состоялось вчера. На нём было тридцать тысяч человек, играл какой-то иностранный ди-джей… Но народишко ещё есть и он подтянется после полуночи. Раньше туда идти бессмысленно, было сказано нам. Мы последовали совету и стали ждать. С борта полюбовались величественным закатом. Как только солнце нырнуло в Чёрное море, с берега донеслись жидкие аплодисменты. Потом мы узнаем, что на Казантипе так провожают солнце, а дожившие до рассвета его встречают.

После заката стемнело стремительно, и металлоконструкции на берегу включили иллюминацию, в небо ударили мощные прожектора, и над всем этим пролетела пара новеньких, импортных вертолётов. Картина полностью изменилась, а громкая звуковая каша усилилась. Зрелище получилось впечатляющее. Туда захотелось…

Я понимаю, что мы не видели тридцать тысяч людей. Мы не видели Казантипа в разгаре и не вкусили по полной. Но, поверьте, не обязательно съедать весь торт, чтобы почувствовать его вкус. Мне удалось увидеть и понять достаточно…

Мы высадились на берег за полночь. Наступили на чистый, песчаный пляж, по всей видимости, хорошо прибранный. Людей было ещё немного совсем. Громкость звука из многочисленный колонок и разных дансполов была изрядная. Но, как выяснилось позже, далеко не предельная.

Должен сказать и отдать должное, что организовано пространство и дело там неплохо. Все дансполы соединены мощными и высокими мостами-переходами, видимо потому, что по песку ходить трудно. Охраны много и она незлая. Звуковая аппаратура ох какая недешёвая. Туалеты не системы «сортир», а настоящие ватерклозеты, правда, их крайне недостаточно, и к ним надо далеко идти. Попытки же помочиться в кустах или в море охраной пресекаются.

Как только мы вступили на пляж, а, стало быть, на территорию республики, к нам с разных сторон ринулась охрана и сопроводила нас туда, где платят за вход. Несмотря на то, что основная программа казантиповского сезона уже закончилась, никаких звёздных ди-джеев, да и вообще, ничего особенного той ночью не должно было происходить, нам пришлось заплатить по 800 гривен с человека. Столько стоит одноразовое посещение республики. А это 100$ на минуточку! Другие многоразовые варианты билетов и карточек стоят существенно дороже… По-моему ни фига недёшево! После этого я сразу вспомнил, что Казантип называли Ибицей для бедных. Так вот я должен сказать, что Ибица – это Казантип для бедных.

* * * * * * * * * * * * * * *

Я провёл там около пяти часов. Я обошёл все закоулки и много общался.

Первое, что меня удивило – это то изумление, которое выражали те, кто меня там встречал и узнавал. Реакция всех была единой: Вы?!!! Зачем вы здесь?!!!!! Как вы тут оказались?!!!!!!!!

Это удивление было столь сильным, что я понял – люди, которые меня узнают, определённо видели мои спектакли и читали книги. Но мои спектакли, книги и я вместе с ними для людей совершенно не сочетаюсь с тем, что происходит в республике. Я, для узнавших меня там людей, — совсем из другой жизни, которую они оставили, чтобы приехать в республику и пожить такой жизнью, в которой мне нет места. Я им явно напоминал о том, что они намеренно оставили за пределами Казантипа. А ещё я видел, что некоторые персонажи меня узнают, но не верят в реальность моего присутствия, а верят в качество тех средств, которые употребили.

Я много увидел. За ту ночь я видел много людей. И я у многих спрашивал, откуда они. География оказалась обширной. Но Киев, Москва и Питер доминировали. Доминировали большие города.

* * * * * * * * * * * *

Те, кто думает, что там собираются только юнцы и почти дети, сильно ошибаются. Совсем зелёный молодняк есть. Но это не основные силы республики. Также бытовал миф, что на Казантипе много сёрферов, которые умеют поймать ветер и волну, что там полным-полно смуглых красоток, что там настоящая романтика. Забудьте об этом. Нет смысла там искать модельных красавиц, правда, если вы трезвы или ничего не приняли для изменения зрения.

Мужской состав республиканцев в среднем выглядит, как сборище программистов и банковских мелко-средних служащих, решивших порвать с прошлым, но засомневавшихся и повторяющих робкие попытки. Справедливости ради скажу, что иногда среди них попадаются и отчаянные или сильно перебравшие химии.

Женский состав республики более разнообразен. Но «настоящие и преданные» выглядят под стать мужчинам. То есть, этакие барышни, которые, судя по всему, ведут, в основном, сидячий образ работы и жизни в ненавистных им домах, офисах и городах.

Лица тех людей, которых, в основном, я встречал на Казантипе, говорили о том, что их здоровье сильно подорвано отвратительной едой, алкоголем, химическими соединениями, отсутствием нормального сна, чудовищными жизненными условиями, избытком пота, недостатком душа и свежей одежды. Но также было видно, что именно всем этим они и гордятся.

То, как эти люди двигаются в ритме, извергаемым огромными колонками, все их движения… я танцем назвать поостерёгся бы. Но видно было, что ребята довольны собой и друг другом. Та любовь… и секс, который всё же случается на пляже, на задворках территории и в кустах республики, я бы не смог назвать сексом… Потому что та возня людей со стеклянными или полусонными глазами не может называться этим громким словом.

Среди обычных и рядовых казантиповцев явно и ярко выделялись фрики. Я не имею ввиду людей в каких-то костюмах, которые приблизительно также одеваются на хеллоуин. Нет! Я имею ввиду настоящих, матёрых фриков. Это довольно пожилые и явно сумасшедшие люди, в неописуемых одеждах, которые они необычными костюмами не ощущают. Это персонажи неочевидного пола в платьях невест, какие-то самцы и самки насекомых в человеческий рост и прочее. Глядя на этих людей невозможно представить, что они где-то в течение года живут и работают. Они явно впадают в спячку от Казантипа до Казантипа.

Помимо этих, настоящих и целевых республиканцев, на Казантипе явно и многочисленно присутствуют случайные. Любопытствующие. Это часто девицы разного возраста, во вполне себе привычных взгляду коротких платьях, с длинными ногтями, макияжем, и на каблуках. На их лицах недовольные и брезгливые мины. Но все же, они на что-то надеются, тянут через трубочки что-то из пластмассовых стаканчиков и даже пытаются танцевать под несвойственную им музыку. Правда, танцуют так же, как под Жанну Фриске или под то, к чему они привыкли танцевать на турецких курортах. Тут же бродят и парни, в светлых рубашках и с барсетками в руках, которые прибыли на Казантип по зову плоти. Это парни, которым сказали, что на Казантипе легко поживиться. На их лицах недоумение и разочарование. Но они всё же находят себе жертв из случайных и любопытствующих барышень, то есть, привычных парням своим обликом и манерами. В этом смысле их контакты ничем не отличаются от того, что происходит в ночных клубах их родных городов. Вот ещё бы заиграла группа «Рефлекс» или Григорий Лепс, и вообще всё встало бы на свои места.

Но случайные и любопытствующие задерживаются там ненадолго……… А потом не возвращаются никогда!

* * * * * * * * * * * *

Я разговаривал с людьми, перекрикивая грохот. Я смотрел в одурманенные глаза тех, кто изо всех сил старается получить удовольствие, я наблюдал многочасовые однообразные танцы. Я видел людей, которые преданно и год за годом, а кто-то уже больше десяти лет приносит себя в жертву республике. Я смотрел и думал: «Ну а Грушинский фестиваль-то чем лучше? Там, конечно, под гитару и в большей степени водка, но это тоже какая-то своя республика, со своими ничего не желающими слышать и видеть фанатами и апологетами. А «Нашествие»?! Грязь и пивное безумие с плохим звуком и комарами – ужас! Вонь и пьянка. Тоже всё держится на ничем необъяснимой преданности… Здесь-то, на Казантипе, вроде бы лучше! Комаров нет, море, огромные декорации… Почему же мне так худо именно здесь? Почему?» А потом я понял…

В преданности бардовской песне и русскому року, а также в способах выражения этой преданности не существует таких изощрённых методов, как в республике Казантип…

Я смотрел на бьющихся в танце вплотную к огромным колонкам рыхлых или совсем худосочных ребят, помятых барышень… И понимал… Как же должно быть им не нравится и обрыдла их повседневная жизнь! Я прямо-таки отчётливо видел их погибшие в городской повседневности, рутинной работе, учёбе или семейной жизни мечты и робкие грешные фантазии. Вот они всё это и бросили и приехали сюда. Вот они и прибыли от «нельзя» к «можно».

Они приехали с надеждами, и на основе этих надежд с программами действий. А в этих программах содержится приказ самим себе: несмотря ни на что побыть свободными, раскрепощёнными, настоящими, то есть, снять все социальные маски. Нужно позволить себе, а если не получается и не хочется – заставить себя быть счастливыми. Даже если противно, всё равно трахнуться на пляже или в кустах, а предварительно закинуться химией, как средством от брезгливости и для решимости.

Всё это трогательно, печально, наивно и ужасно закомплексовано… Но главное, в этом нет никакой надежды! Отсутствие всякой надежды – это основное, что я там почувствовал каждой клеточкой души и тела… А ещё через два часа пребывания там я почувствовал, что ритм и звук уже заставляют меня двигаться в такт, что я не только слышу, но и буквально вдыхаю этот ритм и звуки. Меня затягивает… И просыпается любопытство попробовать изменить сознание легкодоступным в республике химическим способом.

* * * * * * * * * * * * * *

Там можно увидеть много людей с жёлтыми чемоданчиками. Жёлтый чемоданчик – символ республики. С таким аксессуаром пускают в республику, несмотря на огромные цены, бесплатно. Я сразу сделал предположение о происхождении этого символа, и оказался прав. Он возник в честь того самого фильма… «Приключения жёлтого чемоданчика», помните? Хороший детский фильм. Там доктор сделал конфеты, при помощи которых можно было стать смелым или весёлым на какое-то время, если смелости и веселья человеку в жизни не хватает. Правда, создатели республики забыли, что главные герои фильма, грустная девочка и трусливый мальчик, так этих конфет и не попробовали. Они сами собой стали весёлыми и смелыми. Зато бабушка и пожилой доктор кайфанули в фильме сильно.

Во всём, в каждой детали: и в устройстве пространства, и в неких традициях и правилах Казантипа — чувствуется былое остроумие и даже креатив. Хорошая идея с жёлтым чемоданчиком, хорошая аппаратура, удивительные конструкции, мощный свет, дивная бухта, незлые и инструктированные охранники, которые ссать по углам и в кустах запрещают, а трахаться позволяют… И в то же самое время во всём этом доминирует абсолютно фиктивная суть и реальность. Фиктивная, как изменённое химией сознание, как огромные, ничем не обоснованные цены за вход и плохую выпивку при кажущейся республиканской демократичности, как фигуры гигантских стальных насекомых и пауков, которые расставлены по всей территории республики, непонятно чего ради… И главное, как то, что там все называют музыкой.

* * * * * * * * * * * * *

Около двух ночи всё вдруг изменилось. Врубился такой мощный и громкий звук, что все остальные источники как бы заглохли. Это начал работать самый центральный данспол под названием Марс, который с моря казался гигантским круассаном. Мне там сказали, что это чудо сделал на свои деньги эксцентричный миллиардер Михаил Прохоров. На этом дансполе самые дорогие бары, самая мощная аппаратура и даже большой, полноценный бассейн.

Республиканцы путались в показаниях. Кто-то говорил, что Прохоров нынче здесь сильно развлекался, да и сейчас здесь, кто-то говорил, что в этом году его и вовсе не было. Также я понял, что очень немногие представляют себе, как этот Прохоров выглядит. Но практически все утверждали, что именно он всё на Казантипе испортил, сделал VIP-зоны, привнёс пафос и селекцию в свободную жизнь, а тем самым извратил суть и традиции республики. Все выражали недоверие ему и считали неким дурачком, который либо зажрался, либо ищет почтения и популярности везде и любым способом.

Я их слушал и понимал, что Михаил-то просто взял и указал этой республике её истинное место, да и цену свободе тоже вполне внятно определил.

* * * * * * * * * * * *

Оглохшие и усталые мы возвращались на свой маленький парусник… Я смотрел на удаляющиеся конструкции, похожие на какой-то концентрированный и немыслимый городской пейзаж. Смотрел и думал: «Боже мой! Как печален сегодняшний житель большого города! Как запутался он, бедный и маленький! Как устал он от своей городской и повседневной жизни!… И как же ничего он не может придумать взамен… Вот он, Казантип! Некогда красивая идея превратилась, в итоге, в уродливую модель некого города. Отчего бежали, к тому же и пришли. Город Казантип… С окраинами, трущобами, социальными слоями, элитой, и даже своим олигархом.

Изначальная идея очертила круг и замкнулась. В этом замкнутом круге можно выдумать себе радость, купить ощущение свободы, выдавить из себя смелость, можно даже расстаться с самим собой… Вот только надежду надо оставить за пределами этого пространства. В противном случае, будет ещё больнее и труднее возвращаться к своей повседневной жизни.

Мы уходили в море. Во тьму и тишину. Так грустно мне не было давно. Так сильно я не чувствовал сочувствия к своим современникам и к самому себе, как городскому муравью, заплутавшего в лабиринтах нашего времени и жизни, никогда.

Я никогда не видел так ясно, что попытка жить выдуманной, искусственной жизнью и сама эта фиктивная жизнь не имеет ничего общего с настоящей, может быть, скучной и даже трудной, но настоящей жизнью, состоящей из работы, друзей, детей, родителей, не всегда вкусной еды, любимых книг и фильмов, любимой музыки и песен, живых и влажных глаз любимой женщины, птиц в городском дворе, да и самого родного, то любимого, то нелюбимого города…

Мы уходили в море. Тёмное море, чёрный ветер, звёздное небо и плеск волн спасали…Ну а грусть оставалась, и в ушах шумело, как после контузии.

27 августа 2010 года.