переводы

Здравствуйте!

Второй день пишу рассказ, в котором герой летит из Хабаровска в Москву. Сначала он полтора суток не может вылететь из Хабаровска из-за задержки рейса, а потом долго летит. Мне просто нужно героя поместить в такую ситуацию, в которой он никуда не может пойти, никому не может позвонить и так далее. Долго описывал аэропорт, потом процесс полёта. И понимаю, что за двое суток буквально устал от Хабаровского аэропорта и от ночного долгого полёта (улыбка).

Сегодня по телефону разговаривал с норвежской переводчицей, которая работает над переводом романа «Рубашка». У неё есть целый ряд вопросов к тексту. Чаще всего это вопросы связанные с переводом идиом или каких-то устоявшихся выражений. Также моим переводчикам сложно от того, что я много пишу предложений без сказуемых. Им очень трудно справиться с такими моими особенностями. А недели три назад отвечал на вопросы итальянского переводчика, который также где-то во Флоренции сидит и переводит «Рубашку».

Мне нравится, когда переводчики задают много вопросов. На них очень интересно отвечать. Они бывают чаще всего совсем неожиданными и нужно долго и совместно искать подходящий вариант. Не раз случалось такое, что мы приходили к выводу, что фраза вообще никаким образом не переводима, и от неё лучше отказаться или попросту её переписать. Например, в спектакле «Планета» практически финальную фразу: «Я иду восвояси. Знаете такое место? Вот я туда иду» не удалось перевести ни на один язык. И из-за этого пришлось сделать совершенно другую сцену, специально для иноязычного зрителя.

А вот французы издали книгу даже не познакомив меня с переводчиком, соответственно, никаких вопросов я от него не получил, и как мне сказали те, кто был способен оценить качество перевода… перевод оказался из рук вон плохим. Во Франции книжка провалилась. А в Германии наоборот бестселлр. У немецкой переводчицы Беаты Рауш было огромное количество вопросов. Помню, я ей часа два пытался раскрыть все оттенки и особенности смысла слова (очень прошу меня простить) «мудак». Я приводил массу контекстов, делал предположения о присхождении и этимологии этого слова, а она очень хотела точный… не мягкий, не грубый а именно перфектный эквивалент этого слова в немецком. В итоге, она что-то нашла. Если хотите узнать, можете обратиться к немецкому переводу. Я этого слова не помню. Но сама ситуация внутренне меня очень забавляла, всё-таки Беата Рауш серьёзная дама, существенно старше меня.

В «Рубашке» также есть некий персонаж по кличке Цикл. Взял я это «погоняло» из своей кемеровской юности. Когда-то грозой Телецентра для юнцов и пацанов и прочего молодняка были некие Цикл и Сафар. Как их звали по-настоящему, не знаю. Но никого страшнее для меня в моём триннадцати-семнадцати летнем возрасте не было. Вряд ли они сейчас живы. Такие, как они девяностые годы не пережили. Цикл был страшнее. Да и короткая грозная кличка звучала весьма устрашающе. Вот я и наградил этой кличкой одного из персонажей романа. Итальянский переводчик предложил назвать его Циклопусом, так как объяснил, что в звукосочетании Цикл ничего угрожающего для итальянского уха не будет. Норвежская переводчица хочет употребить в своём переводе слово «циклон», так как для норвежского читателя слово «циклон» звучит гораздо страшнее, чем «циклоп». Вот такие трудности перевода (улыбка)…

Сегодня не сразу, но удалось Дине — норвежской переводчице — объяснить слово «чистоплюй». Она не видела в нем словообразовательных составляющих. Не углядела, что слово состоит из «чисто» и «плевать». Я навзал ей, думаю, все возможные смыслы этого слова и подобрал целый ряд контекстов. Но только, когда она поняла из чего состоит слово, всё стало для неё на свои места. Вот и интересно теперь, есть ли в Норвегии чистоплюи, и положительные это для них люди или отрицательные? Мне это не известно. Это у нас быть чистоплюем как-то плохо, а может где-то это как раз-таки очень хорошо.

А я пока вернусь к рассказу. Моему герою ещё часа четыре лететь до Москвы. А значит мне придётся ещё как минимум два-три рабочих дня провести в самолёте, летящем из Хабаровска в Москву в осеннем небе, на высоте десяти тысяч метров.

Ваш Гришковец.

Меня очень порадовало, как вышла книга «Рубашка» в Германии, Австрии и Швейцарии. Переводчица Беата Рауш трудилась над переводом гораздо дольше, чем я писал роман, она задавала мне множество вопросов. Их число и уровень вселяли в меня уверенность, что перевод будет весьма точным. Это очень интересная работа, отвечать на вопросы переводчиков. Открываются дополнительные смыслы. И даже обнаруживаются неточности в собственном тексте. Книга у швейцарских издателей получилась красивая, в твёрдом переплёте и даже с суперобложкой. Напечатана на отличной, стильной, слегка желтоватой бумаге. А ещё книга пахнет – хорошо сделанной книгой. Прессы по этому поводу во всех трёх странах очень много, и она превосходная. Дома ни одну мою книжку так не принимали. А главное, хорошие продажи… Любезные швейцарские издатели подарили мне белоснежную рубашку, которую специально заказали для меня в ателье, и на ней вышита большая буква «Ж». Они узнавали, как по-русски пишется эта заглавная буква моего имени.

Да, вспомнил, какие курьёзы перевода были в Париже. Мне очень понравилось, как Арно (французский переводчик) перевёл некоторые фразы. Например, в «Дредноутах» есть фраза: «Но дредноуты были самыми дорогими, большими и интересными мужскими штуковинами…» Знаете, как он перевёл слово «штуковины» в этом контексте?.. «Аксессуар»! Прекрасно, правда! А знаете, как звучит по-французски слово «общежитие» (в спектакле «Как я съел собаку» я говорю про офицерское общежитие, где над маленьким холодным умывальником бреется лейтенант)? Так вот, общежитие – это у них «фойе». Парус по-французски – «вуаль». Я когда это услышал, остановил спектакль и спросил: «А как же будет по-французски „вуаль“?» Оказывается, тоже «вуаль». Прямо как у Булгакова с котом по-украински.

И ещё Арно во время спектакля запнулся и долго не мог перевести слово «авитаминоз». Он даже не понял его значение. Мне пришлось ему растолковывать прямо во время действия про состояние человека, когда ему не хватает витаминов. Он перевёл это довольно мучительно и очень длинной фразой. А на следующий день пришёл понурый. Он выяснил, что «авитаминоз» – французское слово (в чём я лично не сомневался), но Арно его просто не знал.

Самое забавное, что все переводчики сначала с большим трудом пытаются найти некие эквиваленты проскальзывающему в «Как я съел собаку» намёку на мат, потом неохотно это произносят, но очень скоро входят во вкус. И проговаривают свои бранные слова с каким-то азартом, громче и больше, чем надо. А Штефан Шмидтке в этом просто виртуоз.