Здравствуйте!
Сегодня российские театр и кино простились с великим актёром Алексеем Васильевичем Петренко.
Мне довелось с ним работать на одной сцене. Я как-то с восторгом писал об этом, не думая, что эта работа продлится совсем недолго. Мы вместе сыграли всего четыре раза. И всё… Больше этого не будет. Какое горе!
Так случилось, что этот великий актёр, которого я видел на экране с детства, последние свои роли сыграл в двух спектаклях по моим пьесам. В этих спектаклях у него были небольшие эпизоды. Но я понимал и понимаю тех людей, которые приходили в театр только для того, чтобы увидеть Алексей Васильевича, пусть даже в совсем небольшом эпизоде.
Петренко был актёр очень странной и непонятной природы. Огромный, сильный, громкий и, на первый взгляд, совершенно народный… С очень, что называется, простой, народной внешностью. И при этом все его герои и он сам на сцене и на экране были всегда очень нервными. Его Пётр I и Распутин… Все его персонажи были неудержимо мощными, но при этом чувствовалось, что сам актёр гораздо мощнее своих персонажей. Такое впечатление происходило от той самой страной нервности актёра Петренко. От этого нерва голос его всегда дрожал. Но это была дрожь не слабости, а огромной силы.
Не существует актёров не то что похожих на Петренко, но и не существует актёров его амплуа.
Если бы Алексей Васильевич сыграл в жизни только эпизод в фильме «20 дней без войны», он мог бы больше ничего не играть и всё равно вошёл бы в историю мирового кинематографа. Его нерв в этой роли пересекает грань экрана. Его роль, его герой, его исполнение, задевают, как разряд тока.
Я знаю, о чём говорю, в последнем сыгранном нами вместе спектакле он неожиданно для меня сымпровизировал. Он вообще много и с удовольствием импровизировал… Но в последнем он сделал следующее: он совершенно неожиданно быстро в два шага подошёл ко мне, хотя, ходил и играл на сцене с палочкой, нагнулся, потому что существенно выше меня и вплотную приблизил свои глаза к моим. Я растерялся. Да что там?… Я оробел.
Видели бы вы эти глаза и их блеск! Это был блеск артистического азарта и безумной актёрской мощи… Он сказал мне громким шёпотом, который услышали в зале все, даже на самом последнем ряду балкона: «Налейте мне рюмку… Побыстрее!» Я метнулся, как мог быстро, чтобы исполнить его указание. Я в этом спектакле играл бармена. Но даже если бы я в том спектакле не играл, то в любом случае исполнил бы то, что мне было сказано этим великим артистом. От него действительно исходила настоящая непостижимая жутковатая и прекрасная магия.
Жаль! Отчаянно жаль, что он так мало в последние годы играл на сцене и совсем не снимался в кино. Будучи не в лучшей физической форме он был в блестящем актёрском состоянии. Какая беда что мы больше не увидим и не услышим этого великого актёра, чьё даже короткое появление на сцене или на экране придало бы смысл и содержание любому спектаклю или фильму.
Скорблю.
Ваш Гришковец.