Здравствуйте!
Долго не писал сюда. Это, к сожалению, превращается в правило. Однако писал много литературы, и на ведение дневника просто не оставалось сил. Исчерпывался какой-то писательский лимит. А потом были разъезды и спектакли.
Буквально чуть-чуть осталось до весны!!! Таинственный месяц февраль заканчивается, в этом году он на день длиннее. Те счастливцы, которые родились 29-го февраля, смогут по-настоящему отгулять свой день рождения, выпавший на понедельник… И наступит весна… Хотя бы на календаре.
А мне предстоит до конца июня много, много переездов и, в основном, перелётов. Вот и хочу я поделиться некоторыми ощущениями по поводу самолётов. Точнее, по поводу их имён.
ИМЕНА САМОЛЁТОВ.
Летать мне приходится, в основном, Аэрофлотом. Честно говоря, я предпочитаю Аэрофлот. Хорошие, новые самолёты, хорошее обслуживание. Всё хорошо, кроме цен… В остальном же Аэрофлот даст фору многим европейским авиакомпаниям.
Но у Аэрофлота есть своя особенность, свой конёк и отличительная черта. Самолёты Аэрофлота, как корабли, все несут на борту имя, точнее, фамилию. Все самолёты нашего национального авиаперевозчика имеют свои имена.
Раньше я совсем не придавал этому значения. Но с недавних пор стал интересоваться на «ком» же я лечу. И поймал себя на том, что имена – названия самолётов — вызывают у меня противоречивые чувства и ощущения.
Всегда, если есть такая возможность, взглянуть на название самолёта, я это делаю. Правда, это не всегда получается. Чаще всего заходишь в самолёт через «рукав», и тогда название на борту прочесть невозможно. В этом случае я спрашиваю бортпроводниц или внимательно слушаю объявление. Как правило, имя, которое гордо несёт воздушное судно, сообщается перед вылетом. И вот, что я понял про себя…
Я понял, что некоторые имена вызывают у меня волнение и тревогу, а некоторые, наоборот, внушают доверие и спокойствие. Должен сразу отметить, что не все фамилии, которыми названы самолёты, являются русскими, но все люди, которые удостоились чести дать имя воздушным судам Аэрофлота, являлись российскими гражданами, и их вклад в российскую культуру, науку и историю неоспорим.
Приятно, знаете ли, взлетать в небо зимой или летом в ясную погоду, или в снег и порывистый ветер на Кутузове, Жукове, Барклае-де-Толли. Это были большие полководцы, значительные люди, герои, патриоты, у которых, может быть, и не всё получалось гладко, но в целом, они одерживали победы. А на Суворове так вообще взлетать одно удовольствие… Потому что наш любимый генералиссимус не потерпел ни одного поражения и очень заботился о своих подчинённых. В Багратионе же взлетать хоть и гордо, но мы помним, что этот славный и доблестный воин был смертельно ранен и не дожил до победы в Отечественной войне.
Много самолётов названы именами наших великих композиторов. Спокойно и безмятежно садишься в кресло, без страха смотришь в иллюминатор, разбегающегося по взлётной Чайковского, Прокофьева, Глинки, Скрябина, Алябьева… Полёт в этом случае обещает быть гармоничным и приятным. А вот взлетать в Шостаковиче и в Стравинском не так безмятежно, и в этих композиторах воздушные ямы и турбулентность не вызовут удивления, наоборот, они, скорее, ожидаются. В Хачатуряне же лететь – ну сами понимаете какое главное произведение композитора тут же вспоминается. Самолёт по имени Римский-Корсаков, у которого всякий вспомнит в первую очередь «Полёт шмеля» даёт нам надежду, что долетим быстро.
Репин, Шишкин, Суриков, Васнецов, Серов и Кустодиев – вот имена, которые дают полное ощущение надёжности, красоты, уверенности… Марк Шагал не вызывает никаких тревог. А вот на Айвазовском, особенно через океан, лететь как-то… чересчур символично. Почему-то вспоминаются не его умиротворяющие итальянские морские пейзажи и гавани, а именно «Девятый вал» и другие штормовые полотна. На Верещагине лететь страшновато, зная его в основном военную тематику и помня его страшную смерть во время русско-японской войны. А лайнер Андрей Рублёв вызывает священный трепет и самые противоречивые ощущения.
Определённо страшно взлетать на поэтах, как бы прекрасны они ни были. Уж если выпало лететь на поэте, то хочется взлетать в ясную погоду, недалеко и недолго. Есенин, Маяковский – очень тревожат, даже пугают. Бродский, Мандельштам, Пастернак, Блок вызывают меньшие опасения, но всё же сильное беспокойство. На Жуковском и Тютчеве лететь куда приятнее.
И только один поэт из всего поэтического состава Аэрофлота внушает стопроцентную уверенность в том, что полёт пройдёт хорошо и благополучно, как бы далеко не пришлось лететь – это Сергей Михалков.
Намного приятнее, чем на поэтах, летать на крупных прозаиках. Они сообщают какое-то солидное ощущение. Их большие, увесистые книги, их серьёзный слог, их объёмные собрания сочинений и заслуги сами по себе успокаивают: Шолохов, Айтматов, Солженицын, Симонов. Приятно и радостно лететь на Чехове, Бунине, Куприне.
Зато в Булгакове и в Гоголе лететь просто страшно, особенно, если перелёт ночной.
А вот из самолёта по имени Белинский хочется просто сразу уйти. Самолёт-критик — это вам не фунт изюму.
Не могу определиться со своими чувствами по поводу полёта на Бердяеве. А вот на Льве Гумилёве лететь интересно. На нём хочется лететь далеко, куда-нибудь в Казахстан, в какие-то степные дальние дали.
Владимир Иванович Даль и Сергей Иванович Ожегов, создатели знаменитых словарей, были людьми солидными, серьёзными и подробными, поэтому полёт на самолётах, названных в их честь, сулит может быть не самое увлекательное путешествие, но в командировку на них лететь вполне себе хорошо.
Много самолётов названы в честь путешественников. А это всё были люди неугомонные, которые лезли либо во льды полюсов, либо в какие-то горы, пустыни, либо в какие крайне опасные места. Они страдали, болели, часто гибли, поэтому, я не могу сказать, что мне очень хочется летать на Беринге, Крузенштерне, Челюскине, Пржевальском. Зато самолёт Юрий Сенкевич предполагает полёт увлекательный, познавательный, симпатичный, в хорошей компании и с неплохой кормёжкой на борту.
Для меня, как для человека, ничего не смыслящего в естественных науках, очень приятно и почтительно летать на учёных. Я прям успокаиваюсь и целиком доверяю Капице, Ландау, Келдышу, Менделееву, Сахарову. Мне нравится летать на всех тех, кто был связан с медициной. Они вызывают благодарность и уверенность в том, что о тебе позаботятся, поэтому с удовольствием читаю на борту или слышу от бортпроводниц, что в этот раз мы летим на Бурденко, Бакулеве, Пирогове, Сеченове или Боткине.
Особняком среди всех самолётов на мой взгляд стоит самолёт по имени Пётр Нестеров. Замечательный человек, гордость отечественной военной авиации, герой… Но из всех его достижений сразу вспоминается петля Нестерова или мёртвая петля…
Очень жаль, что в списке выдающихся людей, которыми названы самолёты совсем мало женщин. Я летал только на двух: на Галине Вишневской и на Софье Ковалевской. Никаких сомнений в том, что мы долетим прекрасно, вовремя, несмотря ни на какие погодные условия точно по расписанию, безупречно и очень, очень хорошо у меня имена этих дам не вызвали.
Вот такие мои личные ощущения по поводу полётов и по поводу названия именами выдающихся людей воздушных судов. С морскими судами всё совершенно иначе…
Очень, очень скоро весна!!!
Ваш Гришковец.