Здравствуйте!
Думал-думал, как и что можно написать о своих китайских впечатлениях, о знакомстве с людьми, о тех вопросах, которые задавали мне первые китайские читатели моей книги… Что я ощутил, находясь в Пекине, то есть, в самом большом городе, в каком я побывал в жизни… Что могу я сказать о коротком прикосновении к чему-то огромному, многоликому…
Я понял, что пока не могу ничего сказать. Рано. Надо будет поехать ещё, чтобы прояснить собственные ощущения и самому задать вопросы, которые пока не удалось сформулировать. Вот съезжу ещё и тогда что-то напишу. К тому времени, думаю, людей, которые прочли мою книгу, станет больше, и у них ко мне появятся и сформулируются какие-то новые вопросы.
В прошлый раз писал про Кавказ, на котором побывал, но гор не видел… Зато в Китае я видел Великую китайскую стену. Я даже побывал на ней.
На Великой китайской стене я побывал в день отъезда. Точнее, в день вылета. Самолёт мой улетал ночью, и Фу Пиньси очень хотел напоследок вывести меня из Пекина, показать Великую китайскую стену, а после этого свой дом. Именно в такой последовательности. Стена от Пекина недалеко. Существенно меньше 100 км. Но основные трассы из-за саммита АТЭС были перекрыты. На вспомогательных трассах были пробки, Пиньси нервничал, сомневался, что мы успеем осуществить всё намеченное. Он нервничал по-настоящему, развеяв миф о пресловутой восточной сдержанности и закрытости. То есть, оказался, понятным и близким человеком, который может моментально взорваться, и также быстро остыть.
Из-за дорожных сложностей ехали довольно долго. Ехали по маршруту, по которому проехали миллионы и миллионы туристов. Это же была дорога из Пекина к Великой китайской стене.
Честно говоря, я не очень хотел ехать. Не хотел быть одним из тех самых миллионов, только чтобы отметиться прикосновением к одному из символов величия и могущества человека. Я плохо себя чувствую в толпе туристов и не люблю делать очередные плохие снимки чего-то знаменитого, много раз снятого хорошо профессиональными фотографами. Но Фу Пиньси считал, что посещение Великой стены – это дело важное и практически обязательное. Я ни секунды не спорил. Поэтому и поехал.
Вот только чем ближе мы подъезжали к цели, тем пустыннее и пустыннее становилась дорога. Ни попутных машин, ни встречных. Это было странно. Я ожидал вереницы автобусов и табуны автомобилей.
Приехали мы к тому месту, откуда начинается посещение самой знаменитой стены в мире (иерусалимскую Стену Плача в Китае не особенно знают), где-то за полтора часа до закрытия посещения. Судя по количеству касс, продающих билеты, по турникетам и прочему было видно, что обычно здесь не просто много людей, а очень много. Но в этот раз не было никого… Совсем.
Мы приобрели билеты, сели в автобус, который должен был нас везти к фуникулёру, и какое-то время ждали, чтобы автобус хоть сколько-нибудь наполнился. Не дождались, поехали. Продавцы сувенирных лавок и снеди грустно смотрели на нас. Было видно, что для них отсутствие людей удивительно и непонятно…
Проще говоря, мне удалось побывать на Великой китайской стене так, что в какие-то моменты я не видел на ней людей вообще! Ни с одной, ни с другой стороны. А стена уходила по горам куда-то в невидимое пространство, и я не верил в реальность происходящего.
И многоуважаемый Фу Пиньси был тоже удивлён и говорил, что прежде никогда не видел стену без людей, без толп туристов…
На некоторое время я поднялся на одну из маленьких башен, стоял там один, смотрел во все стороны и не видел никого, даже Пиньси. В этот момент я ощутил странное, непостижимое одиночество в самом посещаемом месте самой густонаселённой страны в мире.
У меня определённо было ощущение происходящего со мной чуда. А где-то глубоко внутри себя я говорил: «Как же тебе повезло!… Как же повезло! Смотри, смотри, впитывай, такого с тобой больше не случится.
Почему так случилось, и что это была за аномалия, я не знаю и не узнаю.
Погода была прекрасная. Не было ветра. И если с утра даже накрапывал дождик и было пасмурно, то к тому моменту, как мы приехали на Стену, облака уползли куда-то, вышло солнце, и нам с Пиньси был дарован удивительный закат.
Должен сказать, что Великая стена сама по себе довольно низкая и своими размерами не впечатляет. Она впечатляет и будоражит воображение своей длиной и безумием гордыни той задачи, которую ставили перед собой те, кто затеял это, в сущности, бессмысленное с фортификационной точки зрения сооружение.
И всё же, Великая китайская стена – это что-то очень и очень китайское. Именно китайцы могли такое затеять и такое сделать. А с тем, что китайцы великий народ, думаю, не поспорят даже американцы.
На стене я встретил один из самых удивительных закатов в своей жизни. Такого я прежде не видел. Но этому есть простое объяснение: просто я прежде не видел закатов в Китае.
Я смотрел на меняющееся освещение гор, на уходящие в стороны их вереницы, видел, как розовеет небо, как тает в закатных лучах оторвавшееся от больших туч облако, видел птиц, видел петляющие в горах дороги, какие-то деревни внизу, и вдруг понял: я понял, что те пейзажи на китайском фарфоре, которые я видел в музеях и в книгах, китайские картинки и открытки с горами, деревнями, реками и мостиками над ними – это всё это правда. Всё это есть, и китайские художники ничего не выдумали, как ничего не выдумал фламандец Брейгель, и Левитан тоже ничего не выдумал. И Гумилёв в своём стихотворении, которое потом гениально пел Вертинский, тоже ничего не выдумал, написав, что в Китае эмалевое небо. Хорошо, что он написал это, а то бы я голову сломал, пытаясь найти определение того неба, которое я видел над собой, стоя на Великой китайской стене.
Уезжал я от стены ошарашенный и не в силах что-то говорить. Приехали мы к Пиньси домой уже затемно. Не буду описывать его дом, поскольку не спросил у него разрешения на такое описание. Там мы выпили крепкой китайской пятидесятитрёхградусной водки, которая тут же меня расслабила, напомнила об усталости за прошедший день и сделала сентиментальным.
Я сдерживал себя, чтобы не расплакаться и не обнять Пиньси из благодарности за то, что он мне подарил такой закат и Великую китайскую стену без людей. За то, что он из множества книг на русском языке выбрал мой первый скромный роман «Рубашка». За то, что он из всех языков мира почему-то выбрал русский, выучил его блестяще и полюбил. За то, что много своих молодых лет он жил и работал в Москве и навсегда полюбил мою Родину и столицу. Полюбил так, как многим из нас не под силу.
Перед самым отъездом в аэропорт Фу Пиньси прочёл наизусть какой-то важный и глубокий буддистский текст, какой-то канон.
За шесть дней пребывания в Китае я привык к звучанию китайского языка. В чьих-то устах он звучал благозвучно, в чьих-то не особо…
Но вдруг я услышал подлинную музыку, музыку древнего и абсолютно безупречного текста, произнесённого с таким чувством, что я оторопел. У Пиньси в этот момент изменились глаза. Такие глаза я видел только у тех людей, которые поют какую-то важную и глубокую песню, у музыкантов, которые исполняют великую музыку.
А потом мы поехали в аэропорт.
Думаю, что люди, работающие с китайцами и много бывающие в Китае скажут, что китайцы и такие и сякие, и с ними ухо надо держать востро, что они своего не упустят, а наоборот… Скажут, что чтобы понять Китай надо попасть на рынки, съездить туда, зайти туда, повидать то и сё…
Да! Кто ж сомневается!
Но я уезжал в аэропорт из дома Пиньси совершенно притихший и счастливый. У меня определённо было ощущение, что мне позволили прикоснуться к таинственному и прекрасному, которое понимать не обязательно, которым можно восхищаться без понимания.
Ваш Гришковец.
