13 ноября 2008

Сегодня вечером первый спектакль в Париже. Второй день репетирую с переводчиком. Точнее, мы с ним медленно, в который раз, поскольку исполняли этот спектакль уже много, повторяем текст, и я потихоньку начинаю текст ненавидеть (улыбка).

Сегодня солнышко, но прохладно. Париж зелёно-жёлтый. Здесь много вечнозелёных растений, в частности, плющей, которые цепляются маленькими острыми лапками, похожими на лапки многоножек, за стены и камни. Париж как всегда очаровательно замусорен, испачкан собачьими какашками и при этом неизменно величествен, аристократичен и вальяжен.
А сначала Париж мне совсем не понравился. Так случилось, что мне уже довелось поиграть в Лондоне, Берлине, Хельсинки… да где только не довелось. И даже в некоторых французских городах типа Авиньона и Гренобля. Но с Парижем всё не складывалось. Я очень ждал встречи с ним и предвкушал прекрасное впечатление, а он с первого раза не понравился, причём сильно. Приехал я в Париж в августе, была жуткая жара, и весь город был заполнен туристами в шортах. Я вообще этот вид одежды в городском пейзаже не люблю, а тут было невероятное число безумных людей с фотоаппаратами и в шортах. Короче, я тогда ничего не понял…

В следующий раз я приехал в Париж больше чем через год, для участия в осеннем фестивале, и играл восемь спектаклей в театре «Бастий». Только не подумайте, не в «Опера-Бастий», а в небольшом театрике недалеко от площади Бастилии. Меня поселили тогда не в гостинице, а в меблированной квартирке на улице Промонтье. Стояла ужасная погода, конец ноября. Перед серией спектаклей нужно было довольно долго репетировать. В общем, я провёл тогда в Париже три недели и каждый день ходил на работу одним и тем же маршрутом. Погода всё время стояла беспросветная. Через неделю моей жизни в доме, где была квартира, я знал всех, и все знали меня. Я знал всех собак, всех кошек, всех тётушек, которые с этими собаками прогуливались. Знал, во сколько приходит пьяненький сосед, знал, до которого часа они будут ругаться за стенкой с женой. Знал, что на лестничном пролёте между первым и вторым этажом громко скрипят две ступени (там один лестничный пролёт был деревянный).

А ещё на улице, по которой я ходил в театр и по которой возвращался, была овощная лавка, и её держал толстый улыбчивый марокканец. Я у него регулярно покупал маленькую дыньку, пару бананов и одно большое яблоко. День на пятый, когда я зашёл к нему в лавчонку, он сразу протянул мне пакет с моим привычным набором.

Это были не очень весёлые гастроли, можно даже сказать, было скучно. Но я тогда вдруг понял бездонность Парижа. Ощутив жизнь одной улицы, я прочувствовал наполненность жизни всех улиц Парижа. А ещё понял, что могу здесь жить. Пусть не всегда, но довольно долго. А так я могу сказать всего про несколько городов.