27 ноября.

Здравствуйте!
Интересное ощущение, странное, непонятное. Открыл сейчас этот дневник, чувствую внутреннюю потребность что-то написать, откликнуться на какие-то переживания… А о чём писать совершенно не знаю. Чувствую какую-то издёрганность и опустошение. При этом причины этого опустошения для себя прояснить не могу. Были гастроли как гастроли, спектакли как спектакли…
Случились две страшных беды, за то время, пока были эти гастроли. В Казани рухнул самолёт авиакомпании «Татарстан». И я летал этой авиакомпанией. В погибшем самолёте даже были знакомые моих знакомых. В Риге рухнул торговый центр. Я не раз в этом году проезжал мимо этого торгового центра. И он так завлекательно смотрелся на фоне двух интересных, современных зданий, что я даже, проезжая мимо, останавливал на нём взгляд. Так что ощущение близости произошедшей беды не оставляло и не оставляет… Но опустошение происходит не от этого. Сопереживание и опустошение это — разные вещи.
За последнее время пережил несколько оскорбительных и неприятных выпадов в свой адрес. Скорее, удивился этому, чем обиделся или расстроился. Но и не по этой причине какая-то пустота. Ох, не знаю, не знаю.

Был в Сочи со спектаклем. Впервые играл спектакль в этом крайне необычном городе для тех людей, которые в нём живут, или продолжительное время работают. Прежде довелось исполнить там однажды спектакль в рамках программы сочинского кинофестиваля, но это было выступление для фестивальной публики. Теперь же случилась встреча с сочинцами. Было интересно… Точно знаю, что хочу поехать и сыграть спектакль ещё. Появился азарт. Азарт добиться по-настоящему хорошей и театральной атмосферы в зале сочинского Зимнего театра, который привык к чему угодно, но только не к настоящему театру.
Публика в своём подавляющем большинстве была очень хорошей. Было видно, что люди ждали, и давно. Но просто в Сочи люди не привыкли выключать телефоны и отказывать себе в обычных удовольствиях во время любого сочинского мероприятия. Даже очень внимательно смотревшие спектакль зрители, вовлечённые в действие и проникшиеся содержанием происходящего не отказывали себе в удовлетворении желания сходить покурить. То есть, попросту вставали и шли покурить, как привыкли. А потом быстренько вернувшись просили, чтобы сосед также быстренько пересказал пропущенное ими за время перекура. Еще в зале я видел людей с фляжечками, к которым они прикладывались, и я подозреваю, что в этих фляжечках была не вода…
Похожая ситуация была три года назад в Новороссийске и Ставрополе. Тогда я впервые приехал в эти города. Ох и тяжело мне тогда пришлось! Я боролся с хождением по залу с телефонами и общей несосредоточенностью. Я настаивал на внимании, объяснял, что настаиваю на внимании не к себе, а к содержанию и смыслу. Объяснял со сцены, что в конце концов переживаю за те деньги, которые люди заплатили за то, чтобы увидеть и услышать спектакль, но никак не могут просто прислушаться и собрать внимание. Нынче я в третий раз приехал и в Новороссийск, и в Ставрополь. Это, пожалуй, были самые лучшие по атмосфере спектакли этого сезона. Ни единого звонка, и ничего того, что могло бы отвлечь как зрителей, так и меня от сути происходящего. То есть, от самого спектакля, как такового.

Предолимпийский Сочи поверг меня в абсолютное уныние. Это всегда был город, который вызывал у меня изумление. Мне всегда было непонятно, почему люди готовы ехать в Сочи и изо всех сил пытаться там отдохнуть в почти нечеловеческих, а самое главное, безумно дорогих условиях. Причём, многие приезжающие в Сочи бывали и бывают в других странах и на других морях, где как минимум комфортнее, и существенно дешевле.
Два с половиной года назад был в Сочи последний раз, на фестивале. За это время в существующий, и без того, казалось бы, перенаселённый город, будто всунули ещё один новый и высотный. Плотность точечной застройки сегодняшнего Сочи – это свидетельство только алчности и безумия. Страшно подумать о том, что здесь будет твориться, когда в данный момент достраиваемые бессчётные высотные дома и гостиницы заполнятся людьми. В прошлый раз я был в главном курортном городе нашей огромной страны в самый разгар сезона. И все стонали от пробок. Нынче я был совсем не в сезон, но у меня сложилось впечатление, что тогда в прошлый раз пробок просто не было.
Очень многое из того, что сейчас строится и достраивается к началу олимпиады достроено не будет. А к тому же, куда убрать те халабудины и какие-то гаражи, которые почему-то остались на месте рядом с построенными очень тесно друг к другу новыми высотками… Думаю, что добрую половину города во время олимпиады просто завесят банерами, как-то закамуфлируют, как-то запрячут.
Много удивлений и даже изумлений ожидает прибывших в олимпийский Сочи иностранцев. Я говорю не о спортивных рекордах, я думаю, что люди будут просто потрясены рекордными ценами на всё: на проживание, на любую услугу, и конечно же на еду…
Когда вышел на сцену сочинского театра после слов приветствия я задумался и сказал: «Вот я уже второй день в Сочи и искренне вам сочувствую» — зрители, в основном состоящие из тех, кто живёт в Сочи или продолжительное время работает, аплодировали вполне искренне. Обязательно к ним приеду, но уже после олимпиады.

Те два дня, которые провёл у моря в предолимпийском городе, погода стояла чудесная. Прогулялся по набережной, плотно застроенной жуткими магазинчиками, забитыми всяким хламом, вдоль кафе и прочих заведений, из которых вырывалась та музыка, которую я преодолеть не смог бы даже мучимый жестоким голодом, мимо гостиницы «Маяк», которая находится в таком месте, что проживанием в этом, с позволения сказать, отеле можно пытать людей… Прошёл мимо малюсенькой, аккуратной библиотеки, которая ютится и как бы жмётся к морю, теснимая со всех сторон огромными зданиями. Здание библиотеки такое маленькое и такое игрушечное, что как бы указывает на то место и на тот объём, который отведён во всём этом приморском безумии культуре. Рядом с библиотекой стоит молодцеватый и довольно лихой, явно недавно установленный, памятник Пушкину. Стоит Пушкин в полный рост в какой-то лихой позе.
А неподалёку печально глядя далеко в море стоит на вытянутом постаменте бюст Пушкина, установленный, видимо, давно. Он стоит несколько затерявшись среди буйной зелени субтропических растений, стоит какой-то совершенно неуместный, потерянный, явно ссыльный, и измождённый этой ссылкой. Видно, как устал сам камень постамента и бюста от той музыки, пьяных голосов и жутких нравов, которые окружают этот скромный памятник. Стоит так, что за Пушкина или к Пушкину ходят совсем не для того, чтобы поклониться поэту.


Но опустошённость я чувствую не то этого. Не знаю почему. Может быть, просто устал?
Ваш Гришковец.