Продолжение.
За осмотр выкопанного в снегу отеля с нас взяли по 100 норвежских крон. Уж не помню, много это или мало, но я готов был заплатить и больше, лишь бы поскорее сесть в тёплый автомобиль. Однако шведская детская писательница проявила гораздо большую любознательность и морозоустойчивость. Она задавала вопросы нашему гиду один за другим. Тот охотно и подробно, со всей норвежской обстоятельностью отвечал. В итоге, мы не просто замёрзли, а задубенели. Благо, от этой холодной достопримечательности до автостоянки можно было не просто идти пешком, а воспользоваться санями. Я прокатил свою дочь на этих санях.
Такие сани я помню по своему ленинградскому детству. Во многих старорежимных семействах хранились такие сани. Их в Ленинграде назвали финскими. В парках зимой можно было увидеть дедушек, катающих внучек или мужчин, прогуливающих своих дам на таких санях. Хорошая штука. Можно толкать сани впереди и, достаточно разогнавшись, встать на полозья и проехать изрядное расстояние.
Шведская писательница постоянно о чём-то говорила с Наташей, и я даже в какой-то момент заподозрил её в неких двусмысленных желаниях. Однако выяснилось, что детского автора из Швеции очень интересует Наташин лётный шлем, который вы можете увидеть на фотографии выше. Она говорила моей дочери, что такой красивой шапки она в жизни не видала и ей такой необходим. Видимо, рассчитывала на подарок. Но это был мой отцовский подарок дочери, и поэтому писательница его не получила. Если бы она была Астрид Линдгрен, мы бы без всякого спроса подарили бы ей его. Потому что как может жить без лётного шлема человек, придумавший Карлсона?
Вернулись мы в гостиницу усталые и замёрзшие, но нас тут же затолкали в большой автобус и повезли невесть куда, говоря только то, что нам очень понравится то, ради чего мы едем. Мы ехали довольно долго между высоченными сугробами по очень хорошо освещённой дороге. Меня поразило то, что в забытом богом краю дороги очень хорошо расчищены и прекрасно освещены даже на безлюдных просторах. В итоге, мы приехали к небольшому, красивому, очень скандинавскому зданию, стоящему, казалось бы, среди бескрайних снегов.
Участники конференции вышли из автобуса и выстроились в длинную очередь к этому сооружению. Давно я не стоял в столь медленной и непонятной очереди. Надо было съездить в Норвегию, чтобы вспомнить советские времена и очереди. Понять, почему нам приходится стоять в очереди, было трудно. Поскольку мы с Наташей проявили деликатность, то разумеется, оказались в хвосте. А ларчик просто открывался: мы, оказывается, приехали в ресторан, в котором верхнюю одежду принимают при входе. Но поскольку в Норвегии всё происходит замедленно, то одежду принимали у каждого долго, а номерок выдавать не торопились. Напоминаю: всё это происходило за полярным кругом, поэтому мы с дочерью снова задубенели.
В этом ресторане мы отогрелись, всё там было из светлого, чистого дерева. Писателей, библиотекарей и нас вместе с ними рассадили за два длинных стола и сообщили, что скоро подадут ужин, но перед этим будут речи. Речи были. Благо норвежский язык довольно благозвучен. Но речи были долгие, все со смыслом, потому что многие смеялись и даже хлопали. Я стал клевать носом. Но тут вышла дама, которая прочитала какие-то юмористические стихи, от которых все преисполнились радости и веселья, много хохотали, а потом устроили ей овацию, после чего всем присутствующим выдали одинаковую еду. Всё это было очень похоже на вечер в пионерском лагере, но только в котором наведён идеальный порядок, все всему рады, поскольку провели в этом пионерском лагере последние лет сорок, если судить по среднему возрасту участников.
Еда была вкусная. Быстро пробежали официанты и всем налили по бокалу белого или красного вина. Я этот бокал моментально выпил и попросил ещё. Мне его налили и когда я его почти осушил, ко мне подошли со счётом за бокал. Бесплатно был только первый. Второй же бокал очень дешёвого белого вина стоил на понятные деньги двенадцать евро. В Норвегии вообще такие цены на алкоголь. А само вино было такого качества, что в Краснодаре за двенадцать евро можно купить три бутылки такого вина.
А потом нам пела певица. Местная. С рыжими волосами. Пела очень старательно, самозабвенно заламывала руки. Мне сказала одна местная библиотекарь, которая говорила по-русски… Она мне сказала восхищённым шёпотом: «Это наша местная певица. Она здесь знаменитость! И ещё она художник, дизайнер… А ещё она самка». Последняя фраза заставила мои глаза округлиться, а брови встать дыбом. Она увидела моё изумление и повторила: «Да! Саамка, саамка!» Я, успокоившись, выдохнул и продолжил вежливо слушать песнопения.
Следующим утром нам удалось довольно быстро обойти «центр» Киркенеса… Это была и прогулка и шопинг вместе. В Киркенесе есть две улицы с магазинами и торговый центр. Вот эти две улицы.
Киркенес очень быстро закончился. Тогда мы зашли в торговый центр. И тут-то мы встретились с серьёзной особенностью этого маленького городка в отличие, наверное, от всех других маленьких городков милой сердцу Норвегии. Как только мы зашли в один из магазинчиков, я услышал в свой адрес на чистом русском языке: «Молодой человек, вам помочь?»
Как выяснилось, в Киркенесе практически в каждом магазине говорят по-русски. Если быть внимательным и смотреть дорожные указатели, то многие из них дублированы по-русски. И русских в Киркенесе хватает. Этому есть простое объяснение – близость границы. И мы видели, как люди ближайшего приграничья приезжают в Киркенес для шопинга… В этом есть что-то такое тоскливое и отчаянное, что отличает приграничные с Россией города других стран от Киркенеса. Заполярный шопинг – в этом есть что-то тупиковое…
В целом, Киркенес был бы прекрасной декорацией для американского фильма про маленький, занесённый снегом и отрезанный от коммуникаций городок, в котором либо орудует маньяк, либо в городе правит бал жуткая секта, возглавляемая местным шерифом или судьёй, а любой случайно заглянувший в городок путник обречён. Также в Киркенесе было бы неплохо снимать фильм про захвативших город зомби, и оставшихся в живых жителях, которые забаррикадировались в местном супермаркете. Про грабоидов тоже можно было бы снимать в Киркенесе, но вечная мерзлота, боюсь, стала бы для этих тварей непреодолимым препятствием.
Вот, посмотрите, это практически центральный ресторан с завлекательным названием «Сицилиана».
А это китайский ресторан и отель.
А тут вывеска всё скажет сама за себя:
А вот в этот паб, название которого по-русски можно прочитать только как «Гавна паб», совсем не хочется заходить, но тем не менее, местные жители в него идут и пьют в нём самое дорогое в мире пиво.
И всё это на берегу сурового и прекрасного фьорда.
На встречу со мной в местную библиотеку пришло человек тридцать.
Библиотека Киркенеса, наверное, самое большое в городе здание, если не считать торгового центра. В неё ходит много местных русских и есть русские библиотекари. Книги Донцовой, Марининой и пр. занимают несколько стеллажей. Есть самые неожиданные книги на русском языке. Классика тоже есть. И читателей, как мне сказали, хватает. В основном, это женщины, вышедшие замуж за норвежцев… С несколькими из них я познакомился вечером.
Свой второй и последний вечер в Киркенесе я просидел в ресторанчике гостиницы. Не буду публиковать её фотографию, так как никакого архитектурного интереса это здание собой не представляет. Но гостиница новая, и ресторан в ней считается лучшим в городе. Ужин представлял из себя довольно стандартный гостиничный шведский стол. Как выяснилось, можно было прийти в гостиницу, и даже в ней не проживая иметь общий с постояльцами ужин за относительно скромные деньги. Так и сделали несколько дам, бывших наших гражданок. Никакая Норвегия, никакое Заполярье не сможет изменить внешность наших дам…
Одна дама меня узнала, очень обрадовалась и подошла ко мне с моей книжкой, переведённой на норвежский, которую можно было получить на конференции. Она попросила автограф, честно признавшись, что на норвежском книгу прочитать не сможет, но непременно прочтёт её как-нибудь по-русски. Ей очень хотелось пообщаться. Она сказала, что приехала в Киркенес уже давно, из Ленинграда. Вышла замуж за «норга», так она сказала про своего мужа, и вот теперь здесь живёт. Сказала, что раньше часто ездила в Питер, пока живы были родители, но последние несколько лет ни разу на родине не была. Она говорила и всё время посматривала мне за плечо на вход в гостиницу. И вдруг её лицо передёрнула какая-то брезгливая судорога. Я оглянулся и увидел пожилого мужчину, который, улыбаясь, шёл к нам.
— Ну зачем ты сюда пришёл?! Уходи!!! – тут же очень громко сказала моя собеседница этому мужчине. А потом она продолжила своё обращение с той же раздражённой интонацией, но по-норвежски. По этой интонации я понял, что этот мужчина ей неприятен, что он её раздражает, и что видеть она его не может. Потом она извинилась, отошла с мужем в сторону, о чём-то с ним поприпиралась и вновь подошла ко мне.
— Вы извините, за мной муж заехал, я поеду домой. Очень приятно вас было видеть в наших краях, — сказала она любезно, пожала мне руку, отошла на два шага. – Ну чего расселся? Пошли! – крикнула она своему норгу, который успел усесться на стул.
Позже вечером пришли три милые дамы, говорившие между собой по-русски, и сразу же взяли бутылку белого вина, которую им принесли в ведёрке со льдом. Они явно пришли выпить и поговорить в приятное место, что, собственно, и стали делать. Через какое-то время я разговорился с ними и узнал, что они работают в торговом центре продавщицами. Мужья у них норги, приехали они давно, пришли они в местный ресторан потому, что это новое и приятное место, и пойти в общем-то больше некуда. Сказали они, что иногда ездят в Мурманск, где можно отвести душу, повеселиться и потанцевать в местных заведениях. И что жизнь в Киркенесе… невесёлая. Одна из дам оказалась родом из Севастополя. Она сказала о том, что она из Севастополя с какой-то такой грустью в глазах, что мне тут же подумалось… Господи!!!
Это же какие должны быть иллюзии по поводу некой заграницы! Это ж какими козлами должны быть местные мужики, чтобы цветущая, красивая женщина из дивного, славного города Севастополя, из прекрасного, тёплого Крыма от нежного Чёрного моря, от зноя и неги, от всего того, за что мы любим Балаклаву и скалистые крымские берега, от тёплых вечеров с жаренной барабулькой и молодым крымским вином, от треска цикад и фантастических запахов крымского разнотравья — взяла да и уехала в жуткую, беспросветную полярную ночь, с ветрами и тёмными хоть и прекрасными, но жуткими водами фьордов.
Я отчётливо понимаю, что для норвежцев их северные просторы, маленькие, тихие города, где все друг друга знают, ничего не происходит, и никто ничего толком не ждёт – это совершенно нормально, им это органично. Это их земля, их камни, их Заполярье и их фьорды. Им там хорошо рядом с холодными лососями и треской…
С какой грустью, с какой тоской эти дамы говорили о своей повседневной жизни. Нет, они не жаловались. Они не ругали своих мужей, они даже не без гордости говорили о своих жизненных достижениях и, разумеется, о детях. Но сколько было тоски в голосе и в глазах! В этом чувствовалось понимание некой совершённой ошибки, чего-то непоправимо испорченного, и, конечно же, крушения огромных иллюзий…
Улетал я из Киркенеса, прекрасно понимая, что больше никогда здесь не побываю. И в то же время я остался рад и благодарен тем бессмысленным обстоятельствам, которые занесли меня на этот край земли.
Ваш Гришковец.