Здравствуйте!
Заканчивается праздничное затишье. Возвращаются люди, приходят в себя сильно подорвавшие здоровье и бюджет те, кто никуда не уезжал, а впал в беспамятство прямо на дому. Завтра уже вновь улицы зашумят, заполнятся местным населением, и потихонечку страна начнёт возвращаться к повседневности. А в Калининграде по-прежнему затянувшаяся осень вместе с сильно поспешившей весной. Всё дождики и ветерки, туманы и зелёные газоны. Мне очень нравится.
А я всё хочу продолжать мемуары. И понимаю, что именно в эти дни такое желание появилось у меня не случайно. После безумного и даже сумасшедшего, пульсирующего политическими всплесками, демагогией и ложью властей, а также первыми проблесками просыпающегося гражданского сознания и воли декабря пришли суетливые предпраздничные дни, а потом полупьяное или похмельное забытьё, брызжущее пошлостью со всех телеканалов. В этом году с телеэкранов нам в дома вываливался уж совсем мерзкий винегрет, который приготовили из давно протухших продуктов.
Во всём этом так хочется обрести даже не успокоение, а найти какое-то бесспорное содержание. Я понял, что нет ничего лучше, чем обратиться к эпизодам, страницам, лицам и впечатлениям былых лет. Заглянуть в прошлое и обрадоваться тому, что жизнь-то всё-таки содержательна, значительна, не бессмысленна и много замечательного прожито, в жизни были прекрасные люди, и даже есть чем гордиться.
В процессе воспоминаний и в написании мемуаров важнее даже не сами воспоминания, а важна причина, по которой вдруг возникла необходимость обратиться к прошлому и какие именно эпизоды приходят на ум сегодня и сейчас.
Я продолжаю разбирать перевезённые коробки, сумки и, с позволения сказать, архивы. Книги уже полностью рассортированы. CD и DVD ждут своего часа. Но с ними будет проще, поскольку с ними больших и давних воспоминаний не связано. Набралось коробки три видеокассет. Многие довольно давние, а есть даже древние, датированные 89-90 годами. Думаю, что на них уже всё размагнитилось. Однако, это невозможно проверить, потому что в доме не осталось ни одного видеомагнитофона. На этих кассетах неповторимые изображения и неподражаемые голоса переводчиков. В этом изображении и в этих голосах было что-то наркотическое, заставлявшее нас ежедневно ходить в видеопрокаты и брать всё подряд, но только чтобы увидеть эти немного размытые лица и услышать эти неповторимые интонации. Что делать с этими кассетами? Только выбрасывать…
А в одной коробке нашёл авиабилеты, квитанции, чеки из гостиниц, железнодорожные билеты – всё иностранные. Все 1999-2002 года. Тогда я очень много ездил по европейским театральным фестивалям или читал какие-то лекции в европейских университетах или на каких-то семинарах. Тогда меня всё это страшно радовало, и я старался сохранить на память даже какие-то счета из кафе. Среди всех этих бумажек попалась программка моих гастролей в Лондоне летом 2000 года. Я тогда сыграл довольно много раз в театре «Гейт» на Ноттинг хилле. Играл я только спектакль «ОдноврЕмЕнно», разумеется, с переводом на английский. А по окончании гастролей ещё задержался в Лондоне, чтобы посетить военно-морские музеи и архивы. Тогда я уже вовсю работал над спектаклем «Дредноуты», точнее, над окончательным его вариантом.
Поселили меня организаторы гастролей не в гостинице, а со свойственной британцам бережливостью на квартире. Как выяснилось позже, это была квартира матери одной из администраторов театра. Квартира сама по себе была хорошая, большая и светлая. Находилась она в огромном доме на Мейда вейл. Те, кому любопытно, могут легко его найти. Этот дом носит своё собственное имя Клайв корт. Однако, в этой большой квартире пожилая хозяйка мне выделила крошечную, тёмную комнату с малюсеньким окном, которое находилось под потолком, да к тому же над окном козырьком громоздился балкон верхней квартиры. То есть, солнечный свет в эту каморку не попадал. Треть комнаты занимал здоровенный, тяжёлый шкаф, состоящий из двух отделений, одно из которых было заперто, другим мог пользоваться я. Пять моих рубашек, двое брюк и какие-то исподнее заняли десятую часть пространства этого отделения. Кровать была придвинута к стене под окном. Даже для меня, небольшого размера человека, она была узкая, короткая, и какая-то комковатая. Ещё в комнате был крошечный секретер, работать за которым можно было только сидя на кровати, стул уже не помещался. До туалета нужно было идти длинным коридором, мимо просторной кухни и пары светлых помещений, которые пустовали.
Но я был в Лондоне! Я так мечтал об этом, что был рад этой маленькой комнате и даже нашёл в её размерах и обстановке что-то диккенсовское и абсолютно литературное.
Но главным и самым интересным в этом доме, на этой улице и в этой квартире – была хозяйка квартиры по имени Лори. Фамилии я называть не буду. Мой рассказ о ней. И если бы это был рассказ для книги, а не для этого дневника, то я озаглавил бы его, например «Настоящая леди» или «Встреча с настоящей леди» или как-нибудь подобным образом. Да! Это история о том, как я впервые в жизни встретил, общался и в итоге осознал, что встретился и общался я с настоящей леди.
Когда мне сказали, что я буду жить не в гостинице, я расстроился. Потому что в гостинице удобнее, проще и не надо ни с кем общаться. С хозяйкой же квартиры предполагалось какое-то общение, и я боялся, что это общение испортит мне первое впечатление от гастролей и пребывания в столь заранее мною любимом Лондоне. Ещё я беспокоился за свой нетренированный английский.
Когда меня привезли на Мейда вейл к Клайв корту, когда дверь мне открыл консьерж индус, когда мы поднялись по помпезной лестнице к лифту, а потом на старинном лифте на нужный этаж, я плюс ко всему ещё и оробел. Меня сопровождал какой-то человек из театра, которых встретил меня в аэропорту. Он постучал в дверь, хозяйка не открыла, а только что-то крикнула, явно издалека, означающее, что дверь не заперта. Дверь действительно была не заперта, и я впервые шагнул в настоящее британское жилище, с мраморным полом в прихожей и огромным, старинным зеркалом напротив входа. В зеркале я увидел самого себя с бОльшими, чем обычно, глазами. Хозяйка квартиры сидела в гостиной на диване. Сидела спиной к нам, возвышаясь над спинкой довольно широкими плечами, длинной шеей и узкой головой с собранными в узел рыжими волосами. Она не шелохнулась, когда мы зашли. В контровом свете, который бил мне в глаза из окон, выглядела хозяйка весьма монументально. А вела себя, так как я и представлял себе английское поведение. Вот только уши хозяйки были весьма оттопырены.
Продолжение завтра.