(Продолжение)
В то время я очень увлекался фантастикой. Да и вообще переживал период запойного чтения. В свои четырнадцать лет я был несколько растерян в смысле литературных пристрастий, потому что Джек Лондон, Фенимор Купер, Марк Твен, О Генри, Эдгар По, Конан Дойль и Герберт Уэллс были прочитаны. А ещё в более раннем возрасте я ходил в клуб любителей фантастики, который собирался по воскресеньям в детской библиотеке имени Гайдара. Каждое воскресенье я утром ездил через весь город в библиотеку ради неких заседаний этого клуба, который назывался «Альтаир». Тогда я перечитал всего Беляева и с трудом осилил жутко занудный роман Жуля Верна «20 тысяч лье под водой».Не могу сказать, что мне сильно нравилась та фантастика, но в клубе было интересно. В основном, в него ходили девочки, которые были старше меня, и несколько парней. Девочки были все какого-то отрешённого типа, склонные к написанию стихов. А вот парни были интересные. И у многих из них у родителей были хорошие библиотеки. Мне нравилось приходить в светлое помещение читального зала, участвовать в каких-то замудрёных обсуждениях и дискуссиях, пытаться коллективным образом писать фантастические рассказы и прочее. А ещё членство в этом клубе давало возможность получать в библиотеке на руки редкие и ценные книги, на которые была очередь. Период чтения детской фантастики и последующая любовь к многотомной приключенческой литературе должны были чем-то смениться. Вот я и увлёкся научной фантастикой.
Это было очень модно. Мой дядя, которого я страшно любил, и который среди родственников считался большим интеллектуалом, зачитывался фантастикой. Чтение фантастики, знание таких имён как Шекли, Азимов, Лем, братья Стругацкие, Бредбери давало возможность общения с самыми «передовыми» и модными молодыми людьми, которые были старше меня, но принимали моё общество, поскольку я был приобщён к той самой литературе, которая их и объединяла. Но когда я сказал, что я знаю и даже читал Курта Воннегута, кто-то из студентов удивлённо приподнял бровь, что мне, четырнадцатилетнему семикласснику, очень польстило. А на вопрос, что же я понял из прочитанного, мне удалось как-то остроумно ответить. Настолько остроумно, что засмеялись даже надменные очень взрослые для меня девушки. Мне приятно было при помощи научной фантастики попасть в квартиры сталинских домов самого центра города Кемерово, очутиться среди детей гендиректоров, прокуроров, заведующих универмагами, бакалеями, овощными базами, и даже директора драмтеатра. Я оказался среди золотой молодёжи. Хотя, сам жил на окраине.
И вот, оставшись без родителей на попечении приехавшего из Ленинграда молодого учёного, я пожелал продемонстрировать ему свои знания элитарной литературы, будучи уверенным, что он хоть и учёный, но в своей потёртой ондатровой шапке вряд ли знаком с шедеврами научной фантастики… Я весьма картинно устроился на диване с книгой, на которойбыло гордо написано Роберт Шекли. Держал я книжку так, чтобы он мог прочесть имя автора. Но он бросил в мою сторону взгляд и никак не отреагировал. Читать мне пришлось долго. Мне не особенно нравилось, но нужно было изображать глубокое погружение и увлечённость книгой.
Только спустя пару часов, когда уже, в общем-то, пора было укладываться спать, В.А. неожиданно спросил, что мы сейчас проходим в школе по литературе. Я сделал кислую физиономию и сказал, что проходим мы «Горе от ума» Грибоедова. Он, что было для меня ещё более неожиданно, очень заинтересовался и даже воодушевился. В.А. подошёл ко мне, присел рядом и спросил моё мнение об этом произведении Грибоедова. Я сказал, что у меня нет никакого мнения на этот счёт, поскольку я не намерен читать эту муть, и что есть книги поинтереснее и поважнее.
— Это какие же? – спросил он.
— Например, вот эта — ответил я.
— Можно полюбопытствовать – попросил он, взял мою книгу в руки, заглянул в оглавление и немножко полистал её. – Разрешишь мне её почитать?
— Но мне её дали всего на несколько дней – обескуражено ответил я. – Это очень ценная книга.
— Я полагаю, что тебе уже пора ложиться, а завтра я тебе верну эту ценную книгу. Я быстро с ней ознакомлюсь. И кстати, что у тебя с уроками?
Я посчитал, что этот вопрос был бестактностью. Встал и ушёл в свою комнату, как бы позволив почитать мою книгу.
На следующий день утром, перед школой, В.А. попросил что-нибудь ещё, как он выразился, «из этой же серии». У меня что-то нашлось. Вечером того же дня у нас закончились приготовленные мамой продукты и В.А. приготовил ужин. Он приготовил курицу в глубокой сковородке с большим количеством лука. Он сильно надымил, гремел, и даже открывал окно, чтобы выпустить лишние запахи, дым и пар. Но запах был вкусный. Я хотел проигнорировать или выразить неудовольствие его стряпнёй. К тому же блюдо на вид выглядело не очень аппетитно, но В.А. обезоруживающе трогательно признался, что с непривычной плитой и сковородкой его дебют не очень удался, и что тягаться с моей мамой в кулинарных талантах и возможностях он считает самонадеянным безумием, однако гарантирует, что то, что у него получилось — съедобно. Было видно, что он волнуется. Это меня очень тронуло, да к тому же, курица получилась сочная и вкусная. Так что, я ел с удовольствием и даже не стал этого скрывать.
Во время того самого ужина В.А. сказал, что он ознакомился с данными ему мною книгами и ему интересно, что же меня всё-таки в них привлекает. Я не задумываясь ответил, что меня в научной фантастике интересует сильный человек в сложных и в непредсказуемых обстоятельствах. Он выслушал мой ответ, задумался и совершенно искренне спросил, а почему в таком случае меня не интересует «Горе от ума» Грибоедова, где как раз всё, что меня интересует в фантастике, присутствует в изобилии. Я же сказал, что «Горе от ума» написано давно, что это скучно, и ещё я не люблю читать, когда всё в рифму. На это В.А. сходил и принёс томик Грибоедова и зачитал мне вслух очень забавный отрывок. Как я узнал позже, это был монолог Репетилова. Мне нечего было ответить, потому что прочитанный текст звучал блестяще. А после того, как мы закончили ужин, вымыли посуду В.А. принёс томик Пушкина и прочитал мне пушкинскую статью, посвящённую «Горе от ума». Пушкинское высказывание было настолько неожиданным и живым, и оно настолько расходилось со школьной трактовкой образа Чацкого, что у меня просто руки зачесались да и глаза тоже зачесались немедленно прочитать «Горе от ума», перечитать пушкинскую статью и выступить на уроке с альтернативным высказыванием. Что я спустя пару дней с блеском и осуществил. Однако, Шекли я демонстративно дочитал и на вопросы В.А. по поводу моего интереса и понимания научной фантастики старался давать уклончивые, расплывчатые ответы.
Через неделю нашего совместного проживания я вынужден был признаться самому себе, что, возвращаясь из школы, я жду, когда В.А. придёт из института домой…
В один из вечеров я попытался поставить ему на своём магнитофоне Пинк Флойд и Лэд Зэппелин, но он сразу сказал, что совершенно не музыкален, и даже не претендует на какое-либо мнение по поводу услышанного. Однако, на следующий день он принёс пластинку Окуджавы и пластинку с музыкальной сказкой «Алиса в стране чудес» песенную часть которой сделал Владимир Высоцкий. Эта пластинка стала для меня большим впечатлением и открытием. Я не мог ей сопротивляться. Поскольку она была вне жанров и категорий. Это было просто какие-то чудо. А вот Окуджава самым странным образом вроде бы не понравился, но тут же запомнился наизусть, причём, после первого же прослушивания.
Я очень скучал по родителям. Но когда прошло десять дней моей совместной жизни с В.А., я вдруг понял, что такого общения у меня никогда в жизни не было и я не хочу, чтобы оно заканчивалось. Каждый вечер что-то происходило! И это были именно открытия и события! Никогда не забуду, как В.А. пересказал мне «Преступление и наказание» Достоевского, как детектив. И я немедленно захотел прочитать эту книгу, но не стал этого делать из юношеского упрямства и как бы не желая поддаваться. Я чувствовал, что меня уже тошнит от Шекли, мутит от занудного и примитивного Бредбери, а Азимов так запутан, что распутывать его не хочется. Но я не мог… Поймите меня, мне было четырнадцать, я не мог так быстро сдаться! Я думаю, что В.А. понимал это. И в один из вечеров он прочёл мне вслух добрую половину повести Достоевского «Неточка Незванова». Вторую половину я дочитал сам. Тогда-то со мной и случилось первое мощнейшее литературное впечатление. И тогда же я поверил странному, сутулому человеку из города Ленинграда, который увлечённее и азартнее всего занимался своей неведомой мне наукой. Своей физикой. А точнее, чем-то, связанным с лазером. Но который так любил большую литературу и некую истину, в которую он беззаветно верил. А ещё со мной впервые говорили не как с неким мальчиком, который проявляет резвость ума и несвойственные его возрасту познания, но со мной говорили как с человеком, который просто чего-то пока не знает и в чём-то, скорее всего, ошибается, и мне очень-очень хотят помочь что-то понять и разобраться, потому что собеседнику это важно. То есть, я важен.
Как много мы беседовали, много смеялись, как много времени мы провели в очень концентрированном общении. Я забывал про уроки, а В.А. мне про них не напоминал. Я не думаю, что он забывал про них, он просто полагал, что наши беседы важнее. Как же он был прав!
Продолжение завтра.
Ваш Гришковец.