4 января. 2012.

Здравствуйте!
Это первая запись в наступившем 2012 году. Вечер. 4 января. Небывало тёплая погода по-прежнему не покидает Калининград. В новогоднюю ночь было ветрено и прохладно, чуть выше нуля. Вечером первого января посыпал чистый и какой-то идеальный снег. Он шёл несколько часов и засыпал город ровным слоем чистоты и свежести. Дети успели в нём и поваляться, и покидаться снежками. Для младшей Маши это был первый в жизни сознательный и осмысленный снег. Он выпал, как будто по заказу. Но после полуночи столбик термометра пополз вверх, снег стал оседать, в детских следах во дворе появилась вода, следом пошёл дождь, и к утру белого, чистого покрова как будто и не бывало. Второго января температура поднималась аж до +10…

Хороший получился праздник. Возможно, он получился таким, потому что мы от него ничего не ждали. Ничего особенного не выдумывали. Телевизор не включали вовсе. Даже традиционную речь главы государства пропустили и не вспомнили о ней. Нам было просто хорошо вместе. А когда младшие уснули, мы вдруг осознали, что энергия плещет через край, хотя мы если и выпили, то только чуть-чуть пригубили шампанского. Тогда мы поняли, что нам нужно выйти, выбраться, выехать в город, увидеть людей, навестить друзей. Мы быстро оделись в, по возможности, в весёлые наряды: Наташе нашёлся настоящий лётный шлем с очками, её подружке – большая, ещё сибирская, практически купеческая лисья шапка, диковинная для Калининграда, я нацепил кепку с очками, как у Козлевича, а Лена навертела на голову оранжевый тюрбан. Так мы уселись в наш маленький, весёлый кабриолет, открыли долой крышу, громко включили Бони М и выехали в город… Да! От этого моя простуда только усугубилась! Но все, кто нас видел, были рады. Даже милиционеры. А у нас случилась просто эйфорийно-весёлая прогулка по городу. Заезжали к друзьям. Все были рады нашей лихости. Вернулись домой совершенно замёрзшие, голодные и взбудораженные. А что ещё нужно? Даже ума не приложу…

А сегодня 4 января… И хочу я начать этот год неспешно и вдумчиво. Почему? А потому что — это первый мой Новый год в доме, который я ощущаю тем самым жилищем, в котором я готов встретить старость. Это новое и сильное ощущение. В Нём много печального и много радостного. А ещё много такого, что я чувствую, но пока не могу определить словами. Поэтому хочу начать год с воспоминаний и мемуарных записей…

В то время, когда большинство моих друзей и соотечественников либо изо всех сил катается на лыжах со склонов заграничных гор, или поддерживает экономику стран Юго-Восточной Азии, или с ума сходит от безделья, обжорства и пьянства, или смотрит всё подряд в кинотеатрах, или делает что-то ещё столь же содержательное… Очень хочется повспоминать и привести в порядок разрозненные, но яркие воспоминания и эпизоды разных лет…

Вчера стал разбирать коробки с книгами, журналами, фотографиями, и какими-то бумагами. Часть коробок не были распакованы ещё со времени переезда из Кемерово в 1998 году. Какими-то книгами я пользовался, что-то мне дарили. Бумаги, фотографии и журналы накапливались. С 1998 года мы уже дважды переезжали, и вот не так давно переехали окончательно. Коробки и связки книг неприкаянно остались стоять в коридорах и на лестнице. В темноте о них все спотыкались, они создавали неряшливую картину и ощущение неоконченного переезда. Нужно было до них добраться, перебрать и от чего-то решительно отказаться. Вчера я принялся за это дело. Хотел позаниматься этим часок-другой и конечно же погряз на весь день, потому что перебирать книги – это занятие, которое можно начать, а закончить почти невозможно.

Мне всегда это занятие доставляло большое удовольствие и радость. Какие-то книги останавливали процесс и затягивали вглубь. Разбор старых фотографий как правило собирал всю семью, мы смеялись, предаваясь воспоминаниям и уточнению деталей… В этот же раз разбор книг погрузил меня в неожиданную грусть и сопровождался целым рядом открытий.

Я вскрывал коробки, брал в руки книги, которых не касался больше десяти лет и на удивление я узнавал каждую. Каждая из этих книг когда-то была событием. С каждой была связана какая-то история. Пусть маленькая, но история. Это могла быть долгая очередь… и в итоге тебе доставалась чуть ли не последняя книжка, или это был удачный обмен с каким-нибудь книголюбом, или это были чьи-то подарки или какие-то совершенно случайные покупки какой-нибудь редкой книги в каком-нибудь сельском магазине.

Я начал покупать книги в конце девятого класса. Что только не было мною куплено! Я всё помню. Помню, как купил толстенный сборник современной каталонской поэзии в русских переводах. Читал в автобусе по дороге домой, ни черта не понимал, но пытался находить какие-то смыслы. Или в одной из коробок нашёл том классической корейской новеллы ХVII-XVIII веков. Ведь прочитал же тогда, в последние свои летние каникулы эту муть от корки до корки! Читал и радовался! Чему? Перебрал целую коробку каких-то испанских, венгерских, чехословацких, греческих, эстонских, исландских и прочих писателей. Попались книги, написанные разного уровня декабристами. Декабристов когда-то много издавало Иркутское издательство. Папа привозил эти книги из Иркутска. Просто эти декабристы там, в Иркутске, отбывали свою ссылку. Большинство из них обладало сомнительными литературными способностями. Но я их пытался читать.

В одной из коробок обнаружились шикарные миниатюрные издания уж совсем экзотических текстов. Всё-таки, культура книгоиздания у нас поражала иногда изысканностью и богатством. Помню, как я долго стоял за маленькой книжкой в изумительной суперобложке. В очереди я был самый юный и ощущал себя членом некого элитарного клуба, потому что очередь стояла за книгой «Средневековые европейские фарсы». Книга была красивая, но содержание её было настолько грубым и площадным, что мне до сих пор интересно, знали ли те, с кем я стоял вместе в очереди, что сия книга будет содержать столько скабрезностей. Я не раз носил эту книжку в школу и удивлял своих одноклассников тем, что ТАКОЕ может быть напечатано в красивой, иллюстрированной книжке. Маленький, толстый томик новелл Стефана Цвейга я купил случайно в сельском магазине деревни Глубокое. Этот томик стоял рядом с большим куском хозяйственного мыла и был меньше этого куска, но стоил аж рубль двадцать, помню, продавщица удивилась. Видимо, этот томик долго мозолил ей глаза.

В отдельной коробке были аккуратно сложены мои любимые книги о кино, киносценарии, какие-то дорогие мне журналы. Одна увесистая связка оказалась набором книг о разных географических открытиях и исследованиях. В ней обнаружился и Герман Мелвилл и Тур Хейердал рядышком. Многие из них были только пролистаны, иллюстрации были рассмотрены и изучены, но книжки так и не были прочитаны.

Да. Многие из этих книг не были прочитаны, или не были прочитаны до конца, или были прочитаны, но совсем не поняты, или поняты ровно настолько, что было ясно, что нужно эту книжку перечитать…

Я перебирал книги, и вдруг на меня опустилась грусть. Я вспомнил почти каждую. И вдруг я понял, что с ними нужно расстаться. Я со всей ясностью понял, что уже не прочитаю непрочитанные книги, не дочитаю недочитанные, и не перечитаю те, которые хотел перечитать. А когда-то именно эти книги вызывали у меня радость и трепет от ещё не прочитанного, давали ощущение огромного непознанного и огромной и бесконечно интересной жизни, в которой мне многое интересно, а любопытно практически всё. Теперь же, вечером, 4 января третьего года второго десятилетия двадцать первого века, книги, купленные мною в основном с 1983 по 1985 год, говорят мне прямо противоположное… Говорят, что мне не так уж многое любопытно, многое совсем не интересно, и время моё ой как не бесконечно.

Почувствовал я эту печаль и грусть, взял коробки и стал безжалостно укладывать их обратно, с тем чтобы на днях отвезти их… И я ещё подумал: отвезти эти книги в библиотеки? Но вспомнил эти унылые, опустевшие учреждения, и решил отдать эти книги за бесценок букинистам. Всё-таки есть ещё люди, которые самозабвенно и даже безумно любят книги. И в этом случае у моих книжек будет хоть какой-то шанс оказаться в чьих-то руках и быть хотя бы открытыми.

Сколько же на эти книги было потрачено времени, усилий, нервов… Да и что там говорить – денег тоже на них было потрачено немало. Много денег было на это потрачено. Но с какой же радостью они были потрачены! Как бессмысленны в то время были деньги по сравнению с книгами…

Вот они, дорогущие или просто дорогие альбомы с плохими отечественными репродукциями великих картин великих мастеров. Вот Иероним Босх, изученный мною при помощи увеличительного стекла по миллиметру. Вот Куинджи. А репродукции-то ничего не передают! Не светится луна на репродукциях! Вот любимая книжка Дюрера, в которой даже гравюры напечатаны расплывчато и блёкло, а я когда-то всматривался в них часами. Надо расставаться с этими книгами, они уже не будут играть в моей жизни той роли, что играли, а детям моим покажутся просто хламом…

Грустно. Расставаться вообще грустно. А расставаться навсегда, тем более. Я оставил совсем немного книг, с которыми просто не смог проститься. Получился странный набор, казалось бы, не связанных друг с другом текстов и смыслов. Ну какая связь может быть между трагедиями Луция Аннея Сенеки, маленьким романом Михаила Анчарова «Теория невероятности» 1967 г. и книжкой писем Оскара Уальда на английском языке, которую я пытался читать в оригинале – их ничего не связывает, кроме моей собственной жизни и тем, что эти книги когда-то попали мне в руки, были прочитаны и произвели какое-то важное, своевременное впечатление.

Я вряд ли открою и оставленные книги. И сильно сомневаюсь, что они заинтересуют кого-то из моих детей и внуков. Михаил Анчаров уж точно не заинтересует. Но я просто не могу расстаться с ними! Пусть ещё побудут со мной…

А сколько разных исписанных листочков, каких-то билетиков, записок, календариков и прочей бумажной мелюзги выпало из этих книжек!… Но об этом не сегодня.
Ваш Гришковец.