12 ноября.

Здравствуйте!
Сегодня до меня дошло письмо, которое было отправлено 22 июля этого года. Оно шло очень долго и дошло самым чудесным образом. Отправлено оно было по неверному адресу, где правильно указана была только улица. Да и то, улица, на которой мы уже давно не живём. Проще говоря, письмо было отправлено в город Калининград, Евгению Гришковцу. И вот оно дошло. При этом, тепло этого письма, его содержание, теплота порыва его написать и послать до сих пор не остыли. Тёплое письмо. И на удивление своевременное…

Написал и отправил это письмо дьякон, проживающий в Подмосковье (не буду назвать его имени и фамилии). Из письма ясно, что пославшему его лет на десять меньше, чем мне, что человек он семейный, и что служит в церкви, вот только в какой, не указано. Содержится в письме только благодарность за книги по моему некогда закрытому Живому Журналу и человеческая поддержка. Не более, но и никак не менее. Как давно я не получал писем по почте! Какое это уже редкое явление! И как само это письмо укрепляет меня в убеждении, что замысел моего нового спектакля верен и точен для сегодняшнего дня. Если вспомните написанное мною сейчас, когда будете смотреть уже сделанный спектакль, поймёте, что я имел ввиду (улыбка).

В письме не указан обратный адрес, телефон или какой-либо другой возможный способ связи. Это письмо абсолютно бескорыстно в смысле желания поблагодарить и поддержать. А ещё в нём содержится история о том, как автор письма ехал из столицы на электричке домой и вёз столичный торт, чтобы порадовать семью. Он представлял, в каком восторге буду дети, с каким удовольствием его семейство и он будут щедро резать этот торт и получать удовольствие… По дороге домой он читал мою книжку и его жизненная ситуация совпала с описанной мною. Я однажды описал то, с каким наслаждением после спектакля я купил в магазине молоко и кекс, как спешил приехать восвояси и, не торопясь, с чувством, с толком, с расстановкой, выпить этого молока и съесть свежий кекс… В результате, молоко оказалось прокисшим… Так вот, автор письма зачитался и оторвался от книги, только когда электричка уже стояла на нужной ему станции. Он стремглав выскочил из вагона, двери закрылись, и поезд ушёл. Ушёл вместе с тортом… Я читал письмо, улыбался этой истории и отчасти чувствовал вину. Но, в итоге, просто радовался. Радовался многообразию жизни.

А ещё сегодня я показывал своей шестнадцатилетней дочери ту музыку, которую я сам слушал в шестнадцать лет. Перебирал коробку со старыми дисками… Вот видите, как быстро бежит время! Ещё недавно можно было перебирать старые пластинки, а теперь уже перебираем старые CD. Компакт диски царствовали чуть больше двадцати лет и вот уже уходят в небытие. Какими чудесными и дорогими они были для меня в девяностом году!…

Так вот, показывал я ей ту музыку, которую слушал, когда мне было шестнадцать, и волновался… А Наташа сейчас заслушивается певицей Флорэнс. Именно заслушивается. Она знает всё, что только спето этой певицей помимо тех двух альбомов, которые у неё вышли. Она знает, во что Флорэнс одевается, что любит и что не любит, и даже чем болеет. Наташа поёт голосом Флорэнс, причём поёт так, что, боюсь, сама Флорэнс не смогла бы отличить. Она знает все песни наизусть и переводы этих песен на русский язык. Она тратит очень много душевных своих сил и времени на то, что по-настоящему любит. При этом, относится и к своему увлечению, и к Флорэнс не без здоровой иронии. Мама и бабушка, да, я думаю, и ряд её подруг не разделяют не только её вкуса, но и не одобряют то количество времени, которое она тратит на эту музыку… А мне это так нравится! (улыбка)

Во-первых, мне нравится сама музыка Флорэнс, и я сам её слушаю, а некоторые песни заслушал до дыр. Во-вторых, я ждал, что мой ребёнок будет хоть в чём-то таким же, как я. А я в этом возрасте, кажется, вообще ничего другого не делал, кроме как слушал, слушал и слушал. Музыку! Я собирал тогда всё, что можно было собрать про любимых музыкантов. А что тогда можно было найти? Только чёрно-белые фотографии, переснятые из журналов, постеров и пластинок. Сведения о музыкантах были очень скудными. Но всё запоминалось наизусть и, на удивление, не забыто до сих пор… Да-а-а! Как же я заслушивал в свои шестнадцать только что появившихся «новых романтиков». Я был абсолютно одинок в совей любви к группе Ultravox. Одноклассники слушали тяжёлый рок, в лучшем случае, арт-рок. Да и я слушал то же самое. Но потом песни «Виена» и «Танцую со слезами на глазах», проникновенный голос Миджа Юра потрясли меня!… Я бегал с записями «Ультравокса», как с писанной торбой, ставил их друзьям, одноклассникам, но никто меня не понимал, никто не мог расслышать в этой музыке дыхание нового. Никто не мог отличить эту новую музыку от попсы. Вот и Наташа в известной степени и в этом смысле пребывает в одиночестве. А я ей горжусь.
Ваш Гришковец.