23 мая.

Здравствуйте!
Рано утром вылетел из жаркого, залитого рассветным и сразу по летнему жалящим солнцем Саратова в Москву, которая встретила утренним холодным дождём. Я обрадовался дождю. Работать, когда жарко и на улицах люди ходят в шортах и во всём коротком сложно. Сложно даже не по причине того что обидно тёплым долгожданным летним вечером вместо того, чтобы гулять, сидеть в всегда неудобной гримёрной, а потом играть чаще всего в душном зале. Не в этом дело… Дело в том, что и публика одетая в лёгкие ткани, пришедшая с тепла и света в тёмный театральный зал, чаще всего какая-то несосредоточенная, какая-то слегка опьянённая благодатью лета и солнца…
Только этим я объясняю повышенное количество звонков мобильных телефонов в те дни, когда за стенами театра тепло, солнечно и радостно.

Однако ничем я не могу объяснить идиотскую выходку саратовского зрителя вчера почти в конце спектакля.

Саратовская публика одна из самых моих любимых. В Саратове театр понимают, театром гордятся, прекрасно зная каких великих артистов породила саратовская земля. Вчера почти весь спектакль я нарадоваться не мог тому, как тонко и точно публика реагировала на какие-то детали или обороты, на которые в некоторых других городах никто и внимания не обращал. Я даже во время спектакля сделал несколько комплиментов публике… Играл вчера самозабвенно и радостно. Спектакль шёл к своему завершению, а в этом завершении происходит несколько маленьких театральных чудес, которых я жду, зная как эти маленькие чудеса радуют зрителя. Эти чудеса подготавливают финал, к которому и я и весь зрительный зал совместно движемся, проходя целый ряд душевных переживаний…
И вот в самый нежный момент спектакля из зала раздаётся абсолютно идиотская реплика. Громко, определённо с желанием быть услышанным всеми… Обычно я готов к любым проявлениям и любому поведению, но не в такой момент. Я растерялся и переспросил, потому что неотчётливо расслышал сказанное. Человек самодовольно повторил. Кто-то машинально хохотнул, хотя в целом зал затих, определённо возмущённый такой выходкой. Я увидел того, кто нарушил ход спектакля. Подошёл к авансцене и рассмотрел молодого, но совсем не юного мужчину во втором ряду. Он сидел и глупо и самодовольно улыбался… Отвратительно видеть человека с таким глупым и бессмысленным выражением лица и понимать, что почти два часа спектакля он непонятно чем занимался. Непонятно, зачем он здесь сидел, зачем слушал, зачем вообще пришёл сюда… Наверное, он привык ходить на выступления бессчётных производителей смехового мусора, с которыми можно вступить в обмен репликами, вот он и ждал удобного случая…
Я, разумеется не опустился на его уровень и сделал так, чтобы он большое ничего не посмел сказать. Вряд ли он понял мною сказанное, но интонацию я подал такую, чтобы он просто остерёгся что-то ещё вякнуть. Зал меня дружно поддержал. Спектакль продолжился дальше. Но спектакль серьёзно споткнулся, на какое-то время потерял равновесие. Это ощутили все. И все, кто ко мне подошёл после спектакля, выражали своё сожаление.
Да, через наглость глупость и мерзость очень нужно перешагивать и стараться не обращать на это внимания, но наглость на то и наглость, что она делает всё, чтобы об неё споткнулись, а лучше, чтобы об неё разбились. При этом наглость почти всегда неразрывно связана с глупостью.

Скоро пойду на сцену в Москве.
Ваш Гришковец.