фото

16 сентября 2009

Здравствуйте!

Вчера открыл сезон!!! Как же я люблю играть спектакли. Вчера всё получалось. Радостно начинать сезон не одному на сцене, а с партнёром. Игорь Золотовицкий был чертовски смешным вчера. Да к тому же в Москве прекрасная погода, ужасные пробки, то есть всё как надо. Сезон начался. Усталость, издёрганность и утомление от спектаклей, гастролей, интервью и встреч — это всё впереди. Это будет к зиме, а пока есть радость и ощущение того, что соскучился и даже истосковался по работе.

А сейчас хочу рассказать про то как встречался в Тбилиси с великим и любимым Резо Габриадзе. Для тех, кто не знает кто это такой и кому это славное имя ничего не говорит, напомню, что Резо Габриадзе — автор сценариев таких фильмов как «Мимино», «Не горюй!», «Кин-дза-дза»… и ещё у него маленький, но великий кукольный театр, а ещё он удивительный художник. С Резо мы знакомы довольно давно. Встречались в Москве и в Тбилиси. Встречи с Резо это всегда такой тихий праздник в пол-голоса. Это когда можно слушать человека часами и улыбаться, удивляться, наслаждаться мудростью. Когда говорит Резо, когда он рассказывает какие-то свои истории… а никогда непонятно рассказывает он подлинные ли истории или фантазирует их в момент рассказа, или смешивает и то и другое… возникает ощущение прикосновения к чему-то совсем древнему, при этом живому и бесконечному. Он напоминает какое-то ветвистое и уникальное дерево, которое странным образом произросло в единственном экземпляре и каждый год плодоносит непредсказуемыми плодами.

До того я ни разу не был у Резо дома. Я бывал у него в театре в старом Тбилиси и в его кафе при этом театре. И театр и кафе сейчас перестраиваются. Это и без того было красиво, но теперь это станет серьёзной достопримечательностью старого Тбилиси. И возле театра даже будет построена небольшая башня. Всё, что делает Резо, состоит из маленьких деталей, и каждой детали он касался своими руками или изготовил сам. Дом у него тоже такой же. Такого дома я никогда не видел, потому что попросту такого дома больше нет в мире.

Он живёт недалеко от Тбилиси, точнее над городом. Но при этом это уже деревня, деревня поднимающаяся по склону горы. С улицы дом не разглядеть и даже не видно размеров двора и чем наполнен этот двор. А когда поднимаешься к дому, заходишь за деревья, то видишь что-то совершенно странное, казалось бы не складывающееся в дом, но при этом удивительно красивое. Красивое по законам красоты, которую может сделать только Резо. Дом или строение очень длинное и одноэтажное, и только войдя внутрь можно понять, что это два железнодорожных вагона, соединённые между собой в один. Как он их затащил в гору — это совершенно непонятно. Да и вагоны со стороны также неузнаваемы. Создаётся ощущение, что вагоны сами собой обросли какой-то глиняной штукатуркой, деревянными окнами, к ним приросла веранда, сами вагоны пустили корни и вросли в скалу. Всё ржавое, потёртое, не новое… а точнее сказать просто древнее. Но всё тёплое и живое. К тому же всё чертовски удобно, функционально и всё на своём месте.

Резо не очень хорошо себя чувствовал, но был рад. Он живёт в своём доме очень тихо. И поскольку постоянно перемещается по миру, очевидно ценит каждый прожитый в своём доме день, и я очень надеюсь, что он простит меня за то, что я показал его жилище, поскольку он старается не афишировать свою частную жизнь. Да и я не хочу показывать его частную жизнь, я просто хочу показать красоту. (улыбка).

В этом же доме Резо работает. У него есть мастерская, где он расписывает изразцы, есть первоклассная печь для обжига керамики и изразцов, но в летние дни он работает прямо на веранде. Выглядит это вот так.

Ни одна плиточка никогда не повторяется, каждая уникальна. Всё он рисует маленькой кисточкой. Сидит, покряхтывает и рисует. Он сидел, курил и стал жаловаться на то что не спится ему, проблемы со сном и поэтому рисует ночами, а зрение уже не позволяет. «Да к тому же ночью в этом дворе, Женя, так много народу, они мне так мешают» — неожиданно сказал он. Я удивлённо поднял бровь, представив себе многочисленных родственников, детей, гостей, которые почему-то ночью мешают батоно Резо работать. Но он продолжил, -«Они такие удивительные, всякие, треугольные, круглые, все с усами, у каких-то кажется две головы… ползают, летают, и все стремятся на свет моей лампы. Одна вчера с мохнатыми усами упала в темперу (это такая краска), я, конечно, её достал, попытался отмыть водой, но она скончалась. А я переживал. Их тут так много. Один маленький, как только я начинал красить белым очередную плитку, всё заползал на неё и пытался подойти к краске. Я ему говорил «Не надо! Куда ты?!» А он всё равно идёт, я его рукой уже не пускаю. А при этом боюсь задавить, он же маленький. Он обидится, уйдёт, потом опять. Я тогда взял лупу, стал его рассматривать, а у него, представляешь, всё есть!!! Глаза, мозг, усы, какие-то губы, крылышки, лапки… Я его опять не пустил, извинился, он как-то так обиженно задней лапой шаркнул, ушёл и больше не возвращался».

Резо рисует и рисует эти свои изразцы. Башня возле его театра будет вся ими отделана и ни один не повториться. А сколько их в разных местах Тбилиси, этих его плиточек! А в жизни выглядит это вот так, посмотрите. При этом кажется, что эти плитки сохранились с каких-то стародавних неведомых времён.

Потом мы пили чай. С пряниками. Пряники были совершенно такие, какие мы все знаем с детства. Но Резо сожалел, что сейчас не продаются такие сухари, которые когда-то продавались в пачках, и от которых, по словам Резо, всегда немного пахло соляркой. Самые вкусные и самые солярные, как он сказал, раньше продавались в Ленинграде. Он их всегда покупал и привозил с собой. Но теперь, — сокрушённо сказал он, — таких делать не умеют.

Резо много говорил о тех собаках, которые у него были. И рассказывал про ту собаку, которая у него теперь, про коров, кур, которые к нему иногда забегают от соседей. Он рассказал про каких-то птиц, которые некогда жили в его доме. Всех называл их по именам. За чаем я рассказывал про Иркутск и Байкал, Байкал его очень заинтересовал и он слушал долго и с удовольствием… А его собака тоже меня слушала. Резо сказал, что его собаки быстро привыкают и любят слушать людей. У меня на самом деле возникло ощущение, что Резо живёт в мире, в котором он лично не разделяет живые существа на насекомых, людей и животных. Для него все какие-то очень разнообразные люди, и он со всеми умеет разговаривать.

Мы чаёвничали не допоздна, всё-таки Резо немало лет. Потом вернулись в Тбилиси и друзья попросили меня заехать с ними на день рождения их приятеля. День рождения проходил в модном по тбилисским меркам клубе. После дома Резо он казался таким неуместным. Клуб был как клуб. Таких в Москве и Питере полно, да и в каждом крупном городе есть что-нибудь подобное. День рождения был совсем не грузинский, а скорее с претензией на европейскость. То есть без застолья, без вина, а с виски, джином и прочим. Публика была довольно яркая, но тоже вполне типичная. Такая, какую пытаются называть элитой или как там ещё… богемой или модной тусовкой. Мне там было скучно и особенно после посещения Резо.

Но вдруг возникло какое-то оживление, суета и все заговорили о том, что скоро придёт президент. Потом появились люди в чёрном. Грузинские люди в чёрном довольно забавные. Они какие-то не очень настоящие. У них у многих пузцо, и они делают такие строгие лица, как-будто играют в плохом боевике, то есть хотят выглядеть страшными, а главное очень профессиональными. А потом пришёл президент. С тех пор, как я его видел последний раз два года назад, он похудел, был в тёмных брюках и белой в широкую вертикальную полоску рубашке… Был весел, даже как-то нарочито весел. Рубашка ему не шла. И по-прежнему в нём нет ни элегантности, ни того шика и обаяния, которое присуще многим тбилисским мужчинам. Он поздравил именинника, который оказался его родственником, послушал тосты в честь себя, которые произносились со сцены в микрофон. Вновь быть ему представленным и поздороваться с ним я не захотел. Не хотел быть неискренним. Да и что я мог ему сказать? Я не знаю что ему говорить. Точнее, может быть и знаю, но ему бы это точно не понравилось. Да к тому же там людей в чёрном было чуть ли не столько же, сколько гостей. Но гости радовались, им было приятно, что президент спустился к ним. Он посидел минут сорок, ушёл и с ним все люди в чёрном. Вот так я ещё раз видел президента Саакашвили.

В прошлом году я видел строящуюся резиденцию президента Грузии, теперь она достроена. Нелепейшее сооружение со стеклянным яйцеподобным куполом, которое освещено ярче, стоящих рядом старинных церквей. Безобразное здание. Очень портит вид и картину прекрасного и горячо любимого мною города. А ещё мне интересно долго ли будет улица Джоржа Буша младшего так называться. Не думаю, что Тбилиси долго потерпит такое название.

После посещения дома Резо и бесед с Мастером весь клуб, ярко одетые и стремящиеся выглядеть не местными посетители этого клуба, люди в чёрном, президент в полосатой рубашке, показались какими-то ненастоящими, игрушечными, инородными и даже чужими. Они выглядели менее живыми и осмысленными, чем тот «народ», про который рассказывал Резо. Дай ему Бог здоровья и долгих лет жизни, этому умному, хитрому, внимательному и тихому человеку.

Поеду играть спектакль. Сегодня у меня «+1». Надо порепетировать и сыграть.

Ваш Гришковец.

14 сентября 2009

Здравствуйте!

Очень я хотел выйти на связь из Грузии, но что-то закапризничал компьютер, а я ещё тот специалист. И разбираться с ним было некому, а главное, некогда. Вчера вечером вернулся домой. И вот я ЗДЕСЬ (улыбка).

В ушах ещё до сих пор звучит шум голосов, обрывки разговоров, тосты, песни… Я в очередной раз оглушён Грузией, оглушён самым прекрасным и счастливым образом. Самое досадное, что я совершенно не смогу передать ощущение, запахи, вкус… не смогу передать содержание, а главное, интонацию и страсть песен, разговоров, выражения глаз, жесты… т.е. всё то, что промелькнуло передо мной и то, в чём я сам участвовал последние шесть дней, а то и ночей. У меня постоянно возникало желание всё снять, записать звук, а ещё лучше, выйти в некий прямой эфир, чтобы хоть как-то показать Грузию тем, кто никогда там не был, и у кого, возможно, не было встреч с Грузинской культурой, грузинами, тем, кто видел Грузию только в новостных программах последнего времени.

Предыдущее своё сообщение я закончил тем, что мы собирались ехать на дачу к Гиоргию Накашидзе. А потом свои истории я не продолжил. Так вот, расскажу про то, как мы съездили… Гиоргий ещё во время съёмок фильма много говорил о том, как он любит свою дачу, как ему там хорошо, и как он хочет меня туда пригласить. Я этого наслушался и уже сам больше его хотел там побывать. И вот мы поехали……… и, в итоге, побывали на даче не у него, а у его друга и соседа. Дача Гиоргия пока ещё ремонтируется, недоделана, и во дворе все не очень. Короче, мы были не у Гиоргия, а у его друга Димы. Это, конечно, абсолютно в стиле Гиоргия, но тем он и хорош, за то мы его и любим.

Место, куда мы поехали находится не очень далеко от Тбилиси. Но дорога туда довольно сложная, извилистая и местами условная. Дачный посёлок ещё советских времён, когда выделяли маленькие участки, да и сами домики делали типовые. Но для советского времени это было здорово и даже круто. В том месте давали участки только людям культуры. Поэтому там масса домиков весьма известных людей со славными и любимыми когда-то всем Советским Союзом фамилиями. В частности домик Нани Брегвадзе был в друх шагах. Про эти домики можно сказать — ничего особенного. А вот место прекрасное! А ещё лучше там атмосфера и люди. Хотя повторюсь, что по сравнению с новыми загородными посёлками, возникшими вокруг наших даже не столичных городов, этот посёлок очень так себе. Но у нас так не поют!

Надо отдать должное Гиоргию, что стол подготовил он. То есть, сыр, хлеб, овощи, закуски, мясо для шашлыка (свежайшую баранину) заготовил он. Всё остальное: приготовление шашлыка, посуда, стол, и разумеется последующее мытьё посуды и уборка легли на плечи его друга.

В тот день и в тот вечер за столом и вокруг были дети. Дети разных возрастов. Как же приятно, что все они говорили по-русски. Даже пятилетний сын Гиоргия знает немного по-русски. При этом, понимает лучше, чем говорит. Но и Гиоргий и Ирма (жена Гиоргия) спокойно говорят, что знание придёт позже, поскольку они стараются с ним и читать, и говорить по-русски, и смотреть русское телевидение. Я с удивлением и радостью узнал, что в Тбилиси много детских садов, которые они называют русскими, то есть это такие детские сады, где воспитательницы говорят с детьми по-русски, читают им русские книжки, и где дети, хотя бы какое-то время, общаются между собой на русском языке. Эти детсады весьма популярны. И многие родители хотят, чтобы их дети с измальства знали русский язык, как и было принято издавна во многих семьях. В Тбилиси по-прежнему есть и работают русские школы, во всех домах, где я бывал, много русских книг и книг на русском языке. Хотя, что бросилось в глаза в Тбилиси сразу, это то, что и в гостиницах, и в ресторанах надписи на русском языке исчезли. Но это, как вы понимаете, произошло совсем не по семейным причинам.

Я не буду рассказывать про что мы говорили, какие были шутки. Я просто этого всего не помню. Шашлык очень удался и сыр был фантастически вкусным. Да что там — всё было очень вкусным! И домашнее холодное кахетинское вино, которое Гиоргий приволок в большой, страшной канистре, было выше всяких похвал.

Потом из этой канистры вино переливали в кувшин, и всё было чудесно!!! Такого вина нигде больше не выпить. Оно совсем не похоже на то, к чему мы привыкли, как к вину из бутылки. И это не то вульгарное вино, которое можно купить в трёхлитровых банках где-нибудь в Сочи или в Крыму… Не буду его описывать, потому что это нужно даже не пробовать, а пить.

Помню, сумерки, а потом темнота навалились моментально, как будто задёрнули плотные шторы, а потом закрыли ставни. И мои друзья стали петь. Все мои друзья, и друзья их друзей, и их приятели, и приятели их приятелей — это всё люди, которые знают друг друга с детства, т.е. всю жизнь, и их родители знали друг друга, и дружили или жили по соседству, или вместе работали, или являются близкими или дальними родственниками. И Нани Брегвадзе для моего друга Дато тётя, а для кого-то подруга мамы, а для кого-то коллега отца, а ещё кому-то соседка. Так что, репетировать им, чтобы петь за столом, не надо. И они все знают много песен, моментально распределяются по голосам, и поют так, что хоть записывай и выпускай альбом. Как я могу описать то, как они поют?! Просто посмотрите на эти лица.

Я не понимаю, да и не могу понять, о чём поют мои друзья. Я попросил их однажды перевести или хотя бы сказать, о чём та или иная песня, слова оказались довольно простые и даже неожиданно простые. Например песня, которая мне казалась трагической и героической, оказалась про то, как помог парень девушке донести кувшин с водой. А та, которую я услышал как весёлую, оказалась про то, что чуть ли не все умерли. Я понял, что я не буду спрашивать, о чём поётся в этих старых, а то и древних песнях. Я слышу в них какие-то свои смыслы. Да и грузины, которые петь любят, поют регулярно и часто, тоже слышат в этих простых словах своё, но что-то такое своё, чего мне услышать не дано. Потому что, наверное, если бы мне удалось это услышать, я смог бы и петь.

Вечер тогда закончился тем, что стало прохладно и мы перешли в дом. За столом остались только мужчины в возрасте от пяти до сорокапяти лет. И песни звучали, звучали, звучали…

Как всё это завершилось, я не очень помню. Точно знаю, что закончилось хорошо. Всё своё пребывание в Грузии я старался утолить любопытство, интерес и жажду грузинских моих друзей, приятелей и даже незнакомых мне людей… жажду общения, интереса к тому, что происходит в России, к тому что мы думаем по поводу произошедшего и происходящего между нашими странами и любопытства по поводу того, как я вижу то, что нас ждёт. Я как мог эту жажду утолял, и сам немало расспрашивал.

Я ещё расскажу про то, как провёл вечер дома у великого Резо Габриадзе, как побывал в Цинандали, как мне удалось опять наблюдать в приватной обстановке президента Грузии (недолго, не накоротке, но всё же частным образом).

Завтра утром лечу в Москву. Начинается сезон. Уже завтра вечером выйду на сцену. Давненько я этого не делал. В горах здорово простудился. Зацепил жестокий бронхит. Так что, буду играть, стараясь сдерживать кашель. Но ничего. Постараюсь как можно быстрее выздороветь. Да к тому же, горы стоили того (улыбка).

А ещё в Калининграде летом на месте запрещённого и закрытого клуба игровых автоматов открыли грузинский ресторан с оригинальным названием «Генацвале». Это весьма символично. Вот ещё бы поскорее реально позакрывали бы игровые клубы, которые сейчас переименовались во всё, что угодно, но где происходит всё то же самое, и открыли бы прямые рейсы на Грузию, и дали бы нам возможность пить настоящие грузинские вина, и всё-таки вкуснейшую воду «Боржоми». Когда то и другое настоящее — это очень вкусно…

Ваш Гришковец.

16 августа 2009

Здравствуйте!

Вчера провел день на Байкале. Просто со знакомыми вышли в священное озеро на кораблике. Погода была скорее осенняя, пробрызгивал дождик, и я скорее присутствовал на борту, чем наслаждался видами и кампанией. А потом, когда всем стало весело, я просто спустился вниз в маленькую каютку и уснул. Было как-то тревожно, потому что я еще весь находился в нашем кино, в нашем фильме и нужно было переключиться на отдых, но не получалось… Наступила тишина, стало тихо и от этого не спокойно. Завтра покину Иркутск……….

А наша прощальная вечеринка, по-киношному «шапка», прошла очень здорово. Это была такая вечеринка сильно уставших и очень тепло относящихся друг к другу людей. Прекрасно то, что мы не собрались где-то в ресторане, или кафе, или каком-то арендованном для такого мероприятия помещении. Нас всех пригласил к себе домой оператор нашего фильма Андрей Закаблуковский. А там была домашняя еда, которой всем нам приезжим так сильно не хватало (улыбка). Там был запах дома, дети, снующие и создающие домашний шум… И от этого возникло спокойствие, тепло, уют и какая-то красивая печаль, почти радостная. А дом у Закаблуковского далеко за городом, эдакий большой деревенско-интеллигентский дом. Знаете, такой дом, в котором много жизни, недоделанный, находящийся в состоянии многолетнего ремонта, с неухоженным двором, но в котором весело, с двумя конями и подступающими к забору соснами.

На прощание мы подарили всем улетающим в Москву нашим коллегам и товарищам майки с логотипом нашего фильма. Но Аня Матисон придумала остроумную вещь. Конечно, у тех ребят, которые много работали в кино, есть не одна майка с логотипами разных фильмов, но они сказали, что такой у них никогда не было. Потому что на спине мы напечатали как бы титры, где есть все их фамилии и имена. Они были очень рады. Да и надо сказать, логотип у нашего фильма получился красивый. Они уезжали в этих майках. Эдакая команда, эдакий десант…

А сейчас хочу сказать про город Иркутск. Когда 15 числа я приехал сюда и поселился в гостинице «Иркутск», которую все горожане по-прежнему называют «Интурист», мне казалось, что я приехал сюда так надолго! Когда я первый раз пошел в магазин, чтобы купить привычные себе продукты… я шел по улице с ощущением, что я приехал сюда практически жить. И вот, уже завтра я отсюда улечу. Отныне никогда не смогу относиться к Иркутску по-прежнему, как к городу, который я несколько раз посещал, в котором есть несколько знакомых, в котором я знаю несколько достопримечательностей… ну, и не более. В Иркутске я не просто прожил месяц, но я здесь работал, мало того, я привык к этой работе и к городу. А еще я очень давно не жил в Сибири. Я, как в 98 году из Сибири уехал, так с тех пор в Сибири не жил, а только бывал… И за этот месяц я вновь убедился и вновь почувствовал, как я сильно и глубоко знаю и люблю Сибирь, понимаю и люблю сибиряков… также отчетливо понял, что никогда другую землю и других людей я не смогу понимать так глубоко и так сильно чувствовать. И если бы не уверенность в том, что осенью я прилечу в Сибирь и в Иркутск в частности на гастроли, то мое завтрашнее расстование было бы совсем тоскливо.

А город очень помогал съемкам фильма. Такого я не встречал на съемках в Москве, в Питере или в Киеве. Это вполне понятно, для этих трех столичных городов съемки кино — вещь не удивительная. Любопытная, но не удивительная. Там много снимают картин. А здесь за многие годы первый раз. И все, у кого была возможность, готовы были и хотели помочь. Это и милиционеры, которые перекрывали улицы и на которых выливался справедливый гнев горожан, это милиционеры в Листвянке, которые берегли для нас тишину, это люди, которые предоставили нам для съемок и для разгрома свой новый дом и лужайку перед домом, которую мы благополучно вытоптали, это люди, которые предоставляли нам для съемок офисы, это те, кто мучился, отложив все дела, снимаясь в массовках. Например, в один день нам для съемок нужен был мерседес для главного героя, а арендованный нами автомобиль стоял в автосервисе, потому что у него сильно треснуло лобовое стекло, и для съемок он не годился. А машина нужна был срочно, иначе был бы сорван съемочный день. И вот, нашлись люди, которые в субботу, отменив намеченную вечеринку, уже нарядно одетые на неё, приехали за 80 километров к нам, чтобы предоставить свой автомобиль, и съемка состоялась. А когда эти люди возвращались со съемок на своей машине, им в лобовое стекло из-под грузовика угодил камень. И это стекло расколол. Вот эти люди.

Нам помогала погода, она держалась изо всех сил. А стройку она залила дождем так, что получились очень красивые кадры. Правда, при этом Иркутск чуть не утонул. Но именно на этот день, когда тонул город, у нас были запланированы съемки в помещении. Для нас в городе останавливали работу на стройках. И даже была ситуация, когда свет стремительно уходил, вечерело, а нам нужно было снимать… на ближайшей церкви зазвонили колокола, они звонили Вечернюю. Но Юра Дорохин позвонил, и работники культа остановили колокольный звон. Для кино, представляете!!! Я такого никогда не видел и не слышал. Помогали все.

А как нас кормили!!! Обычно на съемках мы едим то, что называется у киношников «кинокорм». Это что-то такое едва тепленькое, в контейнерах. А тут к нам привозили еду на площадку, с посудой, не с пластмассовыми вилками, а с настоящими приборами, всегда был десерт с десертной вилочкой. Нам накрывали и убирали за нами посуду. К тому же еда была из хорошего ресторана, владелец которого серб Зоран.

А еще нас кормили в кафе «Monet». Это такое модное в Иркутске заведение, куда подъезжают выпить чашечку кофе местные бизнес-леди, а тут… наши бум-операторы во главе с Валентином или великан Саша в шортах… но нам были рады больше, чем рафинированным клиентам. Мы же люди из кино!!! (улыбка)Наши матерые киношники сказали, что их никогда и нигде так не кормили. Приятно, черт возьми. Мне было приятно потому, что я себя чувствовал здесь своим, я же сибиряк, а не просто так, приехавший на месяц кинематографист.

Иркутск, он войдет в нашу картину, как художественное пространство, город участвовал, спасибо городу.

Я месяц смотрел из окна своего верхнего этажа гостиницы на Иркутск. У меня чудесный вид. Номер угловой, мне видна Ангара, за рекой вокзал и день и ночь идущие по Транссибу поезда. Ночью вереницы окон, гудки… на реке всегда много лодок, мужики ловят хариуса… За этот месяц я видел столько свадеб, сколько не видел за всю жизнь. Месяц такой, да еще под моими окнами набережная, куда все свадьбы приезжали погулять и пофотографироваться. Такая беспрерывная свадьба… Я прижился в гостинице, меня здесь все знают. Расставаться трудно. Но это лучше, чем когда ты считаешь дни до отъезда и думаешь: «Чтоб глаза мои ничего этого больше не видели». Завтра буду вечером уже дома. Как же я соскучился!!! Но Иркутск будет долго догонять во снах, в потребности позвонить кому-то из тех, с кем работал, в желании снова пройтись по городу…

Дневник съемок завершен. В следующий раз ЗДЕСЬ появлюсь из Калининграда. Про кино и про подготовку его к выходу буду сообщать регулярно. Ане Матисон предстоит огромная работа. Но мой дневник… этот дневник съемок закончился.

Ваш Гришковец.

15 августа 2009

Здравствуйте!

Вчера был снят крайний кадр нашего фильма. Киношники тоже не употребляют слово «последний» (улыбка). Вчера же состоялась «шапка». А сегодня утром московская команда улетела. Нашего съемочного коллектива больше не существует… Пока ещё совершенно невозможно собрать воедино какие-то ощущения и мысли, потому что сразу же навалилась тяжелейшая усталость. Как только был снят крайний кадр, все бессонные ночи, всё напряжение от прожитого в съемках месяца, все нервы и предельная концентрация обрушились в виде предельной усталости.

Я ещё пробуду в Иркутске два дня. Надо выспаться и кое-что доделать. Семнадцатого полечу домой. Дальше в планах короткий отдых, потом начало осенних гастролей… и прочее, прочее. А Анна Матисон уже буквально на днях сядет за монтаж нашей картины. Впереди у неё длительные четыре месяца работы над фильмом. И теперь все то, что мы все вместе сделали, находится в её руках. Предварительный монтаж займет больше месяца. Потом будет длительный двухмесячный труд Анны и Виктора Тимшина по озвучанию фильма, потом цветокоррекция и прочее и прочее… Я в этом совсем ничего не понимаю, да мне и не надо. Готовый фильм я сам смогу увидеть, наверное, чуть раньше вас (улыбка). А когда кино выйдет на экраны? И какова его дальнейшая судьба? Об этом говорить пока рано, но думаю, что весной его можно будет увидеть…

А пока есть странное ощущение, что сегодня не нужно ехать на съемки. И я даже сейчас не могу понять, как жить дальше и что вообще делать. Но у меня перед вами должок… Я не рассказал про вчерашний день и про окончание съемок. А вчера ночью было весело на площадке. Мои иркутские и новосибирские коллеги расшалились и очень остроумно и смешно отыграли свои маленькие эпизоды, которые происходили на кухне. Как же мы хохотали! Лично я сам не удержался, захрюкал от смеха у монитора и тем самым испортил очень ценный дубль.

А потом утром я отснялся в крайнем кадре нашей картины… Дело в том, что в эту ночь погода в Иркутске сказала нам: «Я уже больше не могу с вами работать и с вами сотрудничать. Я должна выполнять свои сибирские обязанности.

Я вам помогала, сколько могла. Всё, у меня тоже кончились силы». И погода разразилась грозой, ночным холодным дождем, и дальнейший прогноз иркутян не радует. Так что, крайний кадр мы снимали под навесом и тщательно помогали утреннему свету осветительной аппаратурой. Наш Саша, просто как бог, заменил собой рассветное солнце.

А потом Аня, вконец уставшим, но совершенно счастливым голосом, отвернувшись от монитора, сказала: «Стоп. Снято». И всё!!! Я даже растерялся, когда услышал аплодисменты съемочной группы, не в силах понять, что это действительно всё.

А теперь хочу, должен, обязан показать тех людей, про которых ещё не говорил, которые все эти дни были рядом, и кто останется строчками в титрах, которые никто не читает. В то время, когда имена этих людей бегут по экрану, люди либо покидают кинотеатр, либо выключают DVD.

Максим…

Как нам повезло с Максимом. Он на нашей картине работал с Сашей (мастером по свету). Он проделал работу за несколько человек. И концу съемок стал самостоятельным профессионалом. Саша доверял Максиму к концу работы очень многое. А иногда Максим и самостоятельно принимал решение или давал очень ценные советы. Скорее всего, его судьба будет связана с кино, так как видно, что он настоящий киночеловек. У него талант и азарт. Максу двадцать лет. Мальчишка. Теперь собирается ехать в Москву. И без работы и образования он не останется – это совершенно ясно.

А это Ян.

Ему пятнадцать лет. Для него наше кино – это подработка на летних каникулах. Он крепкий парень и невероятно трудолюбивый. Сколько же он перетаскал разного оборудования, сколько ему приходилось мотать проводов, как он бросался, как можно скорее, чтобы не было простоя, смазывать маслом колеса и рельсы тележки, чтобы движение этой тележки по рельсам было беззвучно. У него было очень много той самой работы, которая называет неквалифицированная. Но он все время её хотел и постоянно чего-то делал. Никогда не отлучался, не отсиживался, а наоборот всегда был рядом, всегда на подхвате. Очень люблю таких! От них исходит надежда, что у нас всё-таки всё будет хорошо, и что все не зря.

А это Сергей.

Он делал самую-самую незаметную работу и при этом страшно важную и очень ответственную. Все отснятые материалы он «сливал» на жесткие диски, всегда в двух копиях. И ещё он осматривал всё отснятое на наличие брака, который мог быть не только в кадре, но и технический, типа выпадения кадра (не совсем понимаю, что это такое, но это недопустимый брак). Все эти дни он сидел на съемочной площадке где-то в уголке или в отдельном помещении и работал, работал, работал. Ему приносили материал, а он сливал, сливал, сливал. Я бы так не смог. Он очень особенный человек.

А это Слава, оператор второй камеры. Вторая камера нам была нужна и появилась только на ночных съемках. И Слава работал с нами десять смен. Хороший, профессиональный, надежный и веселый. Не требовал к себе внимание. Все делал надежно, быстро.

А это наш бутафор Марина. Она сделала много интересных штуковин для нашего фильма. Но если я расскажу, что она сделала, то раскрою ряд секретов. Причем не моих секретов. Но в частности…в фильме мой герой раздавливает коньячный бокал в руке. В Иркутске мы не смогли найти специальную киношную посуду для этого кадра. И Марина подготовила специальный бокал и подготовила руку, обезопасив её от порезов. Технологию выдумала сама. В кино никогда не работала. Работает в театре. Выдумать и изготовить она может все, что угодно.

А это Миша.

Оператор-наблюдатель. То есть тот, который снимал фильм о фильме. Такой он хороший мужик! Он наснимал больше тридцати часов видео. Миша неутомимо и подробно снимал и снимал. При этом ни одного снятого им кадра не войдет в нашу картину. Он даже как бы был не член съемочной группы, и такой как бы лишний, и всё время его гоняли, пытались прогнать со съемочной площадки: то осветители, то звуковики, а он снимал и снимал. И все то забавное, неожиданное, курьезное, что произошло на площадке и что может быть даже не войдет в рабочий материал фильма, сохранится благодаря непонятному мне упорству. А упорства у него недюжинное. Вот какие люди бывают. Вот с кем мне посчастливилось работать… Завтра напишу про «шапку». И ещё обязательно хочу написать про Иркутск в нашем кино.

Очень не хочется завершать этот дневник и писать крайнюю страничку о съемках. И благодаря этому, мое кино ещё не закончилось (улыбка).

Ваш Гришковец.

12 августа 2009

Здравствуйте!

Сегодня вечером мы выходим на завершающую наш съемочный процесс рабочую смену. С завтрашнего дня наш коллектив перестанет существовать. Как бы странно и печально это не звучало…по крайней мере для меня, но именно так должно произойти. Мы должны завтра утром завершить работу и объявить, что съемки закончены, а также сказать самим себе, что всё, что должно быть снято – снято.

А завтра вечером будет «шапка». Так называют кинематографисты ту вечеринку, банкет, прощальное пати или…застолье по случаю окончания съемок. У меня никогда в жизни не было «шапки». Во всех тех фильмах, в которых я участвовал, я всегда играл эпизоды где-то в середине съемочного процесса и на шапку не попадал. Так что и это у меня будет завтра в первый раз.

Но пока мы ещё съемочная группа, коллектив, и нынче ночью нужно будет сделать очень много. Я войду на площадку в качестве актера только завтра ранним утром, но все-таки проведу всю ночь на площадке. Вчера тоже я не снимался, но был с коллективом. Не для того, чтобы поддерживать некий дух и не по привычке и уж тем более не для контроля за происходящим (улыбка). А просто вчера снимались шесть актеров, для которых кино происходит впервые. Это четыре иркутских актера и одна актриса и их коллега, приехавший из Новосибирска. Все очень сильно волновались, и я был нужен для того, чтобы помочь точнее сформулировать актерскую задачу. Всё-таки у нас на площадке нет человека, который бы имел длительный опыт работы с актерами кроме меня.

Как вы понимаете из этих фотографий, всё происходит на кухне… Все актеры, которые участвуют в этом эпизоде имеют либо театральный опыт, либо очень давний забытый опыт студенческого театра и КВНа. Кино, разумеется, требует другой специфики, и было довольно сложно отключить их поставленные театральные голоса, которыми они привыкли исполнять свои роли в театре на большой сцене и включить те самые интонации, которыми они говорят в жизни. К тому же, а это я хорошо знаю по собственному опыту (улыбка), когда играешь эпизод, очень хочется затолкать в свой маленький кусочек фильма какие-то собственные задумки, как-то запомниться людям, да ещё и продемонстрировать большую часть системы Станиславского. Было сначала непросто, а потом актеры устали, всё-таки ночная съемка… Устали, успокоились, их лица стали естественными, голоса тоже, волнение как-то улетучилось, и они сыграли как надо. Хорошие актеры. Им нравилось, им было интересно. Всё-таки кино это совершенно другой мир. Они многому удивлялись и многое представляли себе совершенно иначе. Собственно, как и все те, кто впервые соприкасается с процессом создания кино.

Например, в этом процессе есть очень ответственная профессия: реквизитор. А вот у нас на фильме реквизитора не было и нет. Это очень большое упущение административной группы и неопытность. Хороший реквизитор – это очень важная составляющая движения к успеху (улыбка). А вот в нашей картине про реквизитора просто забыли. И поэтому вся съемочная группа была в той или иной степени реквизиторами. И очень сильно помогал и много на это тратил времени наш фотограф Денис Савинов (чьими фотографиями вы, собственно, все эти дни и любуетесь).

Для чего нужен был реквизитор в частности в нашей картине? А для того, чтобы, когда актеры сидят за столом, бутылки или бокалы не бегали по столу самостоятельно. То есть в одном кадре бутылка стоит на одном месте, в другом кадре совершенно на другом. Или, например, герой взял с тарелки оливку, чтобы в следующем кадре она вновь не появилась. Или если курит сигарету, чтобы эта сигарета не была то длинной, то короткой. А когда герой затушит окурок в пепельнице, реквизитор следит за тем, чтобы этот окурок оттуда никуда не исчез. Обязательно нужен человек, который следит за уровнем жидкостей в бокалах и бутылках…и прочее, прочее, прочее. Нам приходилось делать это все самим. Внимательно следить каждому за своей вилкой, бокалом, едой в тарелке. В общем, мы сильно постарались, чтобы не пропустить каждый на своем участке какого-нибудь киноляпа. Но, конечно, если говорить серьезно, то отсутствие реквизитора – это огромный просчет… Если есть в мире такая профессия, то она существует не случайно!!! Но нам кажется, что мы справились с коллективной задачей (улыбка).

А наша «хлопушка» Наташа вчера пришла на съемочную площадку нарядно одетая, сделала макияж и вообще выглядела не как барышня, которая восьмую ночь не спит. Все были удивлены, спрашивали, по какому случаю, а она сказала, что у неё просто такое настроение……… Эх! Заканчиваются наши съемки… Скоро поеду на площадку. Я уже втянулся в этот ритм, и в город Иркутск, и в процесс… Я уже буквально сроднился со всеми, кто работает в нашем фильме. Поеду работать, стараясь не думать о том, что это завершающая поездка. Грустить не хочется…

За кадром остались ещё многие люди, которые все эти дни работали с нами. Я всех их покажу, они этого заслуживают. Да и просто я хочу это сделать. Но это завтра.

Ваш Гришковец.