Здравствуйте!
Вернулся домой из Поволжья. В Поволжье везде было холодно. В феврале, говорят, было намного теплее. Снег преследует меня по-прежнему везде. И в Пензе шёл снег, и Саратов снегом встретил и снегом проводил, и даже в Волгограде, где снега вроде бы не было, и нет его вдоль дорог и во дворах многоэтажек, но всё равно было холодно, и ночью после спектакля пролетели вместе с городской пылью снежинки, немногим крупнее самой этой пыли.
Вернулся в Калининград в снегопад. Сегодня 22 марта и холодно так, как не было в январе. А 22-е марта, как мне напомнили, это день сорока мучеников. В этот день должны прилетать скворцы. Бедолаги! Если они уже прилетели в центральную и средние полосы, то пришлось и придётся им помёрзнуть. У нас-то они здесь давно. Но что-то ни вчера, ни сегодня не видать их. Попрятались куда-то. Вот только куда? Оба наших скворечника пустуют. Холодная весна…
Песня «Холодная весна» — это пожалуй лучшее, что было в фильме «Бой с тенью». А ещё в том фильме, как всегда, точно сыграл негодяя Андрей Панин… Он гениально играл подонков.
Мы никогда не были с Андреем ни друзьями, ни даже приятелями. Но знаком я был в ним так долго, как мало кто. Мы познакомились почти 30 лет назад в университете. Тогда Андрей был легендой кемеровского университетского театра «Встреча» и руководил университетской студией пантомимы «Пластилин». Я же занимался в другой, конкурирующей, студии. Та студия, в которую ходил я исповедовала скрупулёзное занятие классической техникой и самоотверженное самоистязание тренингами. У Андрея же в студии было весело, шумно, многолюдно и к нему в студию в очередь стояли красивые студентки. Его подопечные ничего особенного продемонстрировать не могли. Концертные номера выдавали редко и те были слабенькие. Так что мы с высоты своей аскезы посматривали на них с ухмылкой. Но сам Андрей был невероятно притягателен и пластичен. Я даже не могу сказать, что он был техничен. Он просто был как бы человеком без суставов. Мне даже казалось, что он мог вытягивать и сокращать руки и ноги. А лицо его было столь подвижным, что казалось резиновым. Он был невероятно одарён в смысле пластики и какого-то физического комизма. На него было весело смотреть даже если он ничего смешного не делал. Не думаю, что он мог хоть чему-то научить, потому что как можно передать просто свой уникальный природный дар? Те же, кто его видел хоть раз на сцене театра «Встреча» в спектакле «Альпийская баллада» не забудут этого никогда.
Только однажды мы вместе участвовали в одном номере. Хоть я и занимался в другой студии, но учился в университете. Поэтому был привлечён. Как раз-таки техника у меня была отменная. Мы с Андреем солировали. Но отчётливо помню, что на меня и внимания-то не обращали. Настолько я был занят точным исполнением рисунка и композиции, а он наоборот был свободен, ярок, и что называется щедр на то, что любит публика. А он, в отличие от меня к тому моменту уже прекрасно знал, что она любит.
Он долго и упорно ездил поступать в Школу-студию МХАТ и раз за разом не поступал. Возвращался. И я представить себе не мог, как он вообще мог туда поступать. И как он мог хоть что-то играть на сцене. Когда он говорил вне сцены, его почти никто не мог понять. Такая у него была каша во рту. Но на сцене он смотрелся мощно! Он вообще был невероятно сильным физически. Пантомима для него была так… Средство к существованию, должность руководителя студии и какой-то социальный статус… Я совсем не разбираюсь в боевых искусствах, но Андрей занимался какими-то из них очень серьёзно, долго и был выдающимся образом оснащённым в этом смысле человеком. Он был боец. В прямом смысле этого слова.
Он сыграл в нашем новейшем кинематографе за последние пятнадцать лет самых запоминающихся и выразительных подонков. Подонки ему удавались с такой документальной точностью и убедительностью, как никому. Только хорошо, а точнее, глубоко знающий жизнь и ужасы тьмы человеческой природы мог так сыграть. Ни один актёр, который когда-то сразу поступил в какое-то театральное учебное заведение и дальше жил исключительно артистической жизнью не смог и не сможет даже близко подойти к той подлинности, которую практически всегда демонстрировал на экране Андрей.
А ещё он был первым исполнителем роли I солдата в первой постановке моей пьесы «Зима». Удивительно, как ему удалось почти в сорок лет сыграть человека с очень юным и бесхитростным сознанием. Он сыграл такого никогда не повзрослевшего, довольно дерзкого, дворового сибирского паренька. Смышлёного, но неумного. Шустрого, но бесхитростного. Он, как всегда во всём был детальным и точным.
Мы были знакомы почти 30 лет. Целая жизнь. Во многом именно его пример очень сложного и упорного прорыва в профессию меня убеждал и настраивал на какие-то решительные шаги. Я всегда гордился и с удовольствием подчёркивал, а то и хвастался знакомством с ним. Он, конечно, был всенародным артистом. И факт того, что мы с ним знакомы и земляки часто располагали ко мне не знающих моих заслуг людей.
Пока не могу осознать и свыкнуться с тем, что Андрея больше нет. Я просто привык за долгие годы, что он есть, и что от него всегда можно ждать интересной и точной роли, образа…
Он точнее многих смог протранслировать 90-е годы на экран и на сцену. Именно в его ролях человек конца 90-х и нулевых зафиксировался. Невозможно переоценить произошедшую утрату. Потому что, как можно оценить те роли, которые он не исполнит в том новом возрасте, в который он только-только входил? Их даже представить себе невозможно, потому что Андрей всё равно бы сыграл интереснее, и точнее, чем мы можем представить.
Он даже ушёл из жизни таинственно и страшно, как человек, девяностых…
Горюю!
Пока ездил по Поволжью, у меня во дворе спилили и выкорчевали грецкий орех. Он рос ещё с довоенных времён. Последние годы он болел и чтобы мы ни делали, никакое лечение не помогало. Каждую весну всё меньше и меньше веток покрывалось листьями и кора возле земли у него стала трескаться и отслаиваться. Прошлое лето он простоял почти голый и дал совсем мало орехов. А главное, он выглядел, как сильно больной, даже зимой. Специалисты сказали, что спасти его невозможно. Пришлось срубить и выкорчевать. Сейчас на его месте во дворе большая, круглая яма в мёрзлой земле. Яма, особенно вечером, кажется совсем чёрной и глубокой. Бездонной. А за окном нет привычных веток. И ворон нету, которые любили на нём сидеть, а осенью составляли нам серьёзную конкуренцию в сборе орехов.
Хоть дерево было и больным, и приговор ботаников был окончательным… Но команду на вырубку отдавал я. Муторно и тяжело от этого. Сажал-то не я. Да и сколько поколений людей выросли или прожили много лет рядом с этим деревом…
Сегодня выбрали в питомнике дуб, который займёт место грецкого ореха. Как только потеплеет, станет возможно, так его и пересадят. Будем привыкать к нему. Надеюсь, что и вороны оценят наш выбор. А как они относятся к желудям, я не знаю. Посмотрим. Возможно к новому дереву прилетят какие-то другие птицы. Но прежнего уже не будет.
А дыра во дворе пока зияет.
Ваш Гришковец.